Хромой. Империя рабства - страница 36
Утром Оссурин сидел с опущенной головой, а Лоикун смотрел на меня со злобой. Его пламенную речь ввиду слишком большой громкости пришлось прервать. Обтерев с рук слюни Лоикуна, которыми он обильно испачкал меня, пока я вставлял кляп, я направился к реке.
В верше что-то было, но я забыл о ней, вновь увидев рядом рыбину. Острога в этот раз была со мной. Медленно, не спеша, я приблизился к объекту охоты так, чтобы моя тень не спугнула добычу. Удар… и острога, лишь слегка коснувшись рыбины, вошла в ил, взбаламучивая воду.
– Мало того что хромой, так еще и косой… – Бубня себе под нос, я стал вытаскивать корзину.
В ней была рыбина с хищным оскалом, очень похожая на упущенную мной, и два рака! Уж не знаю, кто за кем из них тут охотился, но я, припрыгивая на здоровой ноге, поспешил к месту стоянки.
Проглотив кусочек, я принес от реки в огромном лопухе немного воды и напоил Оссурина. Потом скормил ему часть рыбины. Он хоть и вяло, но ел. Далее пришла очередь Лоикуна. Воду, опустив лицо прямо в импровизированную чашу, он выпивал всю. Трижды! А вот рыбу есть отказался. Я грешным делом даже обрадовался такому повороту и, поделив его порцию с Оссурином, с удовольствием съел перепавшую добавку. И вскоре сытость приятно растеклась по телу.
Оссурина я развязал уже перед обедом, состоявшим из мяса раков и корней камышовых растений. Помог ему дойти до кровати, сооруженной мной из ветвей и травы.
Лоикуна мы развязали лишь на следующий день.
С лафотами я провел еще два дня. За это время мы все трое если и не поправились, то немного окрепли. Они показали мне пару растений, которые были съедобны, и одну рыбину, которая, наоборот, была несъедобна. Вернее, есть можно, но, судя по их корявым объяснениям, туалет на некоторый период лучше не терять из поля зрения. Хорошо, что я не поймал такую, когда они были связаны.
На третье утро лафоты стали седлать лошадей.
– Нам ехат далеко. Ехат три на два лошад плохо, – подошел ко мне Лоикун. – Ты жит, мы ехат.
М-да. Так меня еще никто не кидал. Понятно, что я обуза… Не скажу, что был рад такому повороту событий, но и особо не расстроился. Хотя нет, расстроился, но скорее из-за того, что передвигаться мне теперь придется пешком. Все-таки транспортное средство – это вещь. Речей на прощанье мы не говорили. Просто пожали друг другу руки. Когда они уже сидели в седлах, Оссурин, отстегнув с пояса кинжал в ножнах, кинул его мне. Я поймал и кивнул в благодарность. Они тронули своих животных, которые не спеша стали углубляться в лес.
Это пришло не сразу. Лафотов не было уже примерно час, и вдруг я понял: я – один! Именно осознание этого факта принесло мне ощущение свободы. Столько лет рядом со мной все время кто-то был. Рабы, хозяева, орки – годы я не мог остаться один. Те мгновения, когда чистил загон или ждал на ристалище орочьих выкормышей, не в счет – кто-то все равно придет. Это ощущение, когда кроме тебя вокруг только деревья да ветер, баламутящий их ветви и создающий ощущение величественности природы, не объяснить, как и не объяснить радость одиночества человеку, который никогда не испытал неволи. Сейчас здесь кроме меня был я, и только я. Только я был волен идти куда мне угодно. Посмаковав эту мысль, я задрал голову к небу и закричал:
– Я свободе-э-э-эн!
После эйфории быстро пришла мысль, что не стоило так уж громко выплескивать свои эмоции. Я не спеша, но тем не менее быстро собрал свой нехитрый скарб в виде кинжала и неудобного для переноски орудия ловли рыбы и отправился в путь, взяв несколько правее от направления, куда уехали лафоты. По дороге начал обдумывать свое положение, но через пару минут мысли снова вернулись к прекрасному ощущению независимости, и я, напевая про себя кипеловскую «Я свободен», глазея на нежную листву леса, просто шел…