В самой Самаре, после царского манифеста от 17 октября 1905 года, либералы стали устраивать собрания в Пушкинском народном доме32. Это здание было построено на пожертвование богатых горожан Самары в 1903 году. Здесь проходили народные спектакли и литературные чтения. Теперь тут устраивали собрания либералы Самары, однако не долго, в Пушкинском народном доме решил обосноваться Совет народных депутатов Самары. Возглавлял его большевик Никифор Вилонов. В совете обсуждались вопросы об организации в Самаре вооружённого восстания. Либералы попытались заявить Совету, что они против насилия, но они тотчас же были выгнаны с заседания Совета, при этом некоторым изрядно намяли кулаками физиономию.
Когда Совет народных депутатов захватил Пушкинский народный дом, начальник Самарского ГЖУ полковник Каратаев, сказался больным. Он уехал из Самары, а его обязанности стал исполнять заместитель, подполковник Иван Иосифович Пастрюмин. Именно он докладывал ежедневно об обстановке губернатору Дмитрию Ивановичу Засядко. На очередном докладе подполковник Пастрюмин сказал:
– Ваше высокопревосходительство, в город к имеющейся у нас казачьей команде прибыли две сотни 5-го Уральского казачьего полка. Таким образом, в губернии достаточно сил, что бы подавить антигосударственные выступления и арестовать основных зачинщиков.
– Иван Иосифович, Государь своим Манифестом стремится привести к примирению все сословия Державы нашей, – поморщился Засядко, – а вы своими грубыми, необдуманными действиями, уничтожите все зародившиеся ростки согласия в обществе.
– О каком согласии вы говорите Ваше высокопревосходительство?! – воскликнул жандармский подполковник. Пастрюмин порылся в папке, нашёл нужный лист бумаги и продолжил: – Мне доносит мой агент, что засевший в Пушкинском народном доме, так называемый Совет народных депутатов, обсуждает план вооружённого выступления в Самаре. В селе Старый Буян мужики вовсе объявили в своей волости республику. Они где-то раздобыли ружья и револьверы. Если полыхнут мужицкие бунты в губернии, да ещё эсеры с большевиками поднимут в Самаре восстание, тогда у нас никаких сил не хватит, что бы усмирить всё!
– Вы напрасно драматизируете ситуацию Иван Иосифович, – улыбнулся Засядко, – времена Емельяна Пугачёва давно миновали. Сейчас у нас на пороге просвещённый двадцатый век, ни о каких мужицких бунтах речи быть не может. Так возникают отдельные волнения в деревнях, которые легко подавляются.
Подполковник Пастрюмин поморщился как от зубной боли, щёлкнул каблуками и спросил:
– Разрешите откланяться Ваше высокопревосходительство?
Губернатор кивнул, жандармский полковник ещё раз щёлкнул каблуками, кивком головы обозначил поклон, и вышел из кабинета.
Самарское ГЖУ находилось в двухэтажном деревянном здании на перекрёстке Саратовской и Алексеевской улиц33. Едва подполковник вернулся от губернатора и уселся в кресло в своём кабинете, вошёл дежурный жандармский офицер и доложил, что пожаловал вице-губернатор Владимир Григорьевич Кондоди. Подполковник встал и вышел из-за своего стола, а в кабинет вошёл вице-губернатор.
– Наслышан от губернских секретарей о вашей баталии с губернатором Иван Иосифович, – улыбаясь, сказал Кондоди. Он поздоровался с подполковником за руку.
Пастрюмин и Кондоди были знакомы с молодости, когда один был юнкером Михайловского артиллерийского училища, а другой студентом Московского университета. С тех пор минуло двадцать лет, Кондоди выслужил чин действительного статского советника, а Пастрюмин стал жандармским подполковником.
