– Расскажите мне о вчерашнем вечере.
– Вы и так все знаете, – уголки ее разбитых губ чуть дернулись, – и про Андрея, и про Мигеля.
– Расскажите, как Орлов вернулся в квартиру, во сколько, о чем вы говорили, что делали.
Выражение ее лица не изменилось.
– Он вернулся около трех. Все к тому времени легли спать. Я увидела из окна, что он сидит у подъезда и позвала.
– Дальше?
Он заметил, как у нее затряслись губы.
– Что происходило дальше?
– Я не хочу об этом говорить…
– Вам придется, – подал голос Глинский.
– И охота вам копаться в такой гадости, – в сердцах бросила Катрин. События минувшей ночи встали перед ней, и к горлу вновь подступили слезы. Воспоминания были ужасны. Как рассказать об этом двум молодым мужикам, сидящим перед нею? Стыдно и противно… Ведь любой из них, мелькнуло у нее в голове, будет судить о подобном происшествии с циничной логикой самца. Мол, оделась вызывающе, боевой раскрас нанесла – сама, никто не заставлял. Вот и напросилась. И никого не интересует, что она просто хотела быть привлекательной для одного единственного. Так вот один единственный и «оценил». Да и этот, с усами, пялится на нее с бо-ольшим любопытством. Катрин понимала, что пауза затянулась. Но она ее держала.
– Вы будете говорить? – нарушил Зубов неловкое молчание.
– Нет, – коротко ответила она.
– Почему? – искренне удивился он.
Терпение Катрин лопнуло.
– Потому! Я не желаю это обсуждать, – выдохнула она и закрыла лицо ладонями.
– Послушайте, – Глинскому стало не по себе – он не выносил женских слез. – Возьмите себя в руки. Вам неловко, но…
– Мне не неловко, – мотнула она головой. – Мне больно. Поймите, больше нет сил. Оставьте меня в покое, – она всхлипнула.
– Он вас избил? – Глинский протянул ей бумажный платок.
– Нет, – Катрин вытерла нос. – Я упала. Поскользнулась в ванной.
– Вы в этом уверены? Точно помните? – с сарказмом поинтересовался Зубов. – Значит – упали… Ладно, дело ваше. Но пару деталей мне хотелось бы уточнить, – В груди закипал гнев на ее упрямство, а точнее – упертость. Ну как можно быть такой безрассудной дурой? Неужели эта женщина не понимает, что потакает изуверству и варварству? Но как ее заставить? Может, надавить пожестче? – Предупреждаю, мой вопрос опять покажется вам бестактным.
– Спрашивайте, – подняла голову Катрин.
– Вы всю ночь провели с Андреем Орловым?
Катрин, уткнувшись в платок, глухо проговорила:
– Я похожа на женщину, способную пойти еще к кому-нибудь?
– Екатерина Дмитриевна, вы что, не осознаете смысла моего вопроса? – Зубов повысил голос. – Меня интересует алиби вашего любовника. Он находился с вами всю ночь?
– Да, – твердо ответила Катрин. – Остаток ночи он провел со мной.
– И никуда не отлучался? В туалет, например? – предположил Глинский.
– Туалет и душ находятся в спальне, то есть, в ванной комнате, примыкающей к спальне.
– Орлов мог выйти, пока вы спали, – осторожно предположил Глинский.
Катрин какое-то время не отвечала, а потом подняла усталое лицо.
– Дело в том… – она запнулась, но потом продолжила, – я чутко сплю. Я бы проснулась, если б он встал с кровати и вышел…
Она опять уперлась взглядом в некую точку в углу.
Зубов прикидывал, как задать следующий вопрос, чтобы по возможности избежать истеричной реакции, но, вместе с тем, попробовать достучаться до этой красивой женщины сквозь невидимую преграду ее хрупкой психики. Ну, как-то так…
– Екатерина Дмитриевна, прошу вас прокомментировать вот это, – он положил перед нею листок с французской фразой.
