Но когда Сергей, пошептавшись о чем-то с Антоном, хозяином дома, увлек ее в сторону другой комнаты, как потом оказалось, спальни для гостей, ее сердце ухнуло в пятки. Она и не заметила, как оказалась опрокинутой на постель. Мгновенный страх и почти такая же мгновенная боль, от которой она непроизвольно вскрикнула. Несколько ошалев от того, что он лишил ее девственности, Сергей замер и прошептал: «Елки! Почему ты не сказала?» Алена перевела дыхание и так же тихо ответила ему вопросом: «Это что-то меняет?» Оказалось – ничего не меняет. Он только стал чуть более осторожным, чем тронул ее до слез. Заниматься любовью оказалось не настолько страшно, как Алена представляла себе, а то, что она отдалась любимому человеку, придавало событию некую торжественность.
Утром, открыв глаза, она долго лежала, боясь шелохнуться, дабы не разбудить Сергея. Алена с нежностью его рассматривала. До чего же он красив! Она никогда не видела его так близко. За ночь на лице Булгакова выступила щетина – темная, как ресницы и брови, гораздо темнее светло-русых волос… Мощные рельефные плечи и грудь, как у античной мраморной статуи. Алена думала о том, что она ему скажет, что он ей ответит… Девушка готовила себя к тому, что он посмотрит на нее, и не сразу поймет, где он и кто она – недаром про него говорят такое!.. Но тут Сергей пошевелился, что-то пробормотал, и она поняла, что он не спит…
Голос майора вернул ее на землю:
– Алена, так вас, кажется, называют? Вы же опытная медсестра, – незамысловато польстил он ей. – Вы не могли бы описать характер повреждений, полученных Астаховой?
– Не могла бы, – чуть слышно отозвалась она.
– Очень жаль, – вкрадчиво сказал Зубов, – мне хотелось бы помочь бедной женщине.
«А вам не приходит в голову, – мелькнула у Алены нехорошая мысль, – что эта ваша Катрин получила по заслугам? И что это они все с ней так носятся? Катрин – то, Катрин – се…» Но тут же Алена упрекнула себя за подобные мысли – нет, какой бы Катрин ни была, она не виновата в том, что ее любовник оказался таким мерзавцем.
– Вы можете помочь ей только одним способом, – поджала она губы, – оставьте ее в покое.
– И это говорите вы – медицинская сестра? – поразился Зубов. – Да как вы можете!
– Если эта женщина просит не вмешиваться, ее желание стоит уважать, – настаивала Алена. – У нас свобода личности.
– Разумеется, – усмехнулся Глинский. – Итак, предоставим свободной личности по имени Андрей Орлов право истязать беззащитную жертву?
– Если она не хочет в этом признаваться вам – это ее дело, – повторила Алена.
– Это ее право. Ведь, в конце концов, он же ее не убил, ведь так?
– Не убил, – согласился Зубов. – Значит, пусть все остальное сойдет ему с рук?
– Во всяком случае, если кто-то и расскажет вам об этой женщине, то не я.
«Этой женщине, – мелькнуло у Глинского в голове, – она избегает называть Астахову по имени. Неспроста это».
– Предельно откровенно, – подытожил Зубов. – Вас бы в партизанки-подпольщицы, а, Елена Евгеньевна? Вы мастерски уходите от ответов.
– Что вы со мной, как с ребенком? – нахмурилась Алена. – Я уже не маленькая.
– Конечно, нет, – улыбнулся Зубов, – вы девушка взрослая, и нас интересует ваше зрелое мнение. Зачем вам выгораживать Орлова?
– Я его не выгораживаю, – покачала она головой. – Мне нет до него никакого дела.
– Ну-ну. А стыдно вам потом не будет?
– За что стыдно? – удивилась Алена. – Я просто хочу, чтобы мне доверяли.
