***
Он завел вязь рассказа.
В год знакомства его родителей Эны Роуз Стрим и Винсента Дао произошел запуск процесса таяния ледников на терраморфированном, колонизированном Марсе в целях образования океанов и морей. Событие всколыхнуло общественность всех анклавов, и то, что именно Плэзэнтвилль выступил главным спонсором для столь великого достижения, было невероятнее всего. Плэзэнтвилль держался нейтралитета, и хоть в нем, как и в прочих анклавах сосуществовали границы меж богатыми и бедными, все же мог считаться подвидом утопии. Конкурировать с ним мог лишь стремительно развивающийся в последние годы остров Федеральная Окраина.
Лидия распахнула глаза и облизнула губы, устроившись поудобней в кресле, что знатно польстило Ренару, и в тоже время насторожило, но он продолжил. Видимо, в душе он сам хотел воскресить память об Эне и Винсенте, облекая в звучание собственного голоса сгустки мыслей: о том, как появился на свет он сам – незапланированный, одинокий, брошенный, злостный мальчишка, страдающий припадками ярости, давшими почву садистским наклонностям…
Итак, на одном из фестивалей с кучей цирковых шатров, турецких фокусников и китайских жонглеров фруктами, Эна повстречала в компании студентов их университета стильно одетого очкарика с массой причуд и идей в голове. Компания была тесной, но разношерстной. Эскаписты, декаденты, фрики, гики, гомосексуалисты, ученые, фанатки косплей движения, милашки лоли, суровые вамп девицы и поэтики-футуристы. Винсент Дао тогда был не особо разговорчив, только все время курил колумбийский табак из длинной трубки и принимал лишь из её рук алкоголь, при этом сладким шепотом (Эна была больна романтизацией в юные годы) отмечая красивость овала её лица, больших нордических глаз и жгучего пламени мягких волос.
Ренар был назван в честь аллегорической фигуры, блуждающей вот уже несколько веков на страницах томных, огромных фолиантов с расчудесными историями и золотыми срезами, глотающимися юной и вольнодумной авантюристкой Эной на завтрак, обед и ужин. Родители девушки были в ярости, узнав от кого беременна их «птичка» и поэтому после рождения здоровенького, с розовой попкой младенца, отреклись от неё. Ведь в их планы не входило, чтобы дочь родила вне брака от сомнительного ученого. Они растили её для цели – войти в блистательную среду Музой для потомственного архитектора или инженера. Предки же Винсента были – отец-контрабандист и мать из ассоциации марсианских гениев биохимиков. Как раз таки его мать и была азиаткой с Хоккайдо, северного острова бывшей Японии. Оба оставили двухгодовалого сына в приюте в Новой Зеландии, ныне ушедшей под воду из-за проснувшегося двадцать пять лет назад вулкана. Деда Ренара арестовали и казнили на шаттле между Землей и Марсом, а бабушку заставили до конца своих дней работать на развитие биохимии колоний. Винсент их толком и не помнил. После приюта он сразу же поступил в университет в Плэзэнтвилле и распрощался с сирыми детскими годами, вычитав в одной из книг про Дао и дерзнув взять это слово себе за фамилию.
Её милый дармоед – тогда она еще не догадывалась, что будущий супруг окажется брюзгой и сущим занудой – сначала отрицал схожесть их младенца с каким-то пройдохой-лисом из допотопных сказок. Винсент просто предпочитал логику чувствам, хотя и любил в обнимку с тонкогорлой зеленой бутылочкой подсахаренного абсента твердить слова любви сразу на трех языках его несравненной нереиде Эне. Сама же Эна, в подобные моменты заунывно напоминала себе, что все это произошло как любили говорить её одногруппницы a coup de foudre*.
