– И последнее: во дворце живут два мальчика, но за пределы дворца не выходят. Им, пожалуй, будет интересно посмотреть нашу школу? И нашим детям тоже на пользу пойдёт.
– Идея хорошая, я посмотрю, что можно будет сделать. Маленькие они, мальчики. В приготовительный класс только пойдут.
– Так и у нас сейчас в школу ходят одни младшие, старшие-то помогают родителям, лето.
– Я посмотрю, что можно будет сделать, – повторил Ланской, что означало: вряд ли.
– И вот, я тут подумала – мадам Харитонова протянула Ланскому тетрадку, простенькую, полукопеечную, из тех, в которых пишут крестьянские дети. – Возможно, пригодится.
Они простились. Мадам Харитоновой нужно было возвращаться к школьным делам.
Он подождал, пока она скроется за поворотом аллеи, потом полистал очередной проект учительницы. Как и предыдущие, он не был лишен смысла, но в нынешних обстоятельствах был малоприменим. Чтобы дать ему жизнь, Ланскому нужно было сначала стать генералом, и то… Мадам Харитонова предлагала методу опроса детей в виде игры, школьной забавы. Беседа начинается с пустяков: «а у нас сегодня квас, а у вас? А у нас опять компот, вот!» и постепенно разговор перекидывается на гостей, родителей, кто чем занимается и так далее, и тому подобное. Особенная прелесть состояла в том, что учитель или воспитатель присутствует при разговоре фактически невидимкой, один-два вопросика, а там пошла лавина: детям только дай волю, и они будут говорить, говорить и говорить. Остаётся слушать, чего взрослые обыкновенно не делают, а зря.
Но это планы стратегические. Тактически же ему стоит, опять же помня инициативы мадам Харитоновой, расспросить детей. Не местных, тут все бабки в руках у учительницы, а тех, что обнаружили тело. Вместе с англичанином. Вдруг что и заметили. Как отреагировал англичанин. Что не говори, а прав Гоголь, прав! Если не в каждой напасти, то через одну виновата англичанка!
Ланской прогуливался перед дворцом. Смотрел на фонтан, на куранты, в общем, предавался блаженству ничегонеделания. Не всё ж сидеть в засадах по тёмным углам, можно для разнообразия и в радостных местах попастись.
Он опять угадал верно: мальчики вышли из свитских номеров и стали чинно ходить вокруг фонтана.
Надолго чинности не хватит.
Ланской сел на парковую скамейку, раскрыл блокнот и принялся писать чепуху. Расспрашивать детей, тем более дворянских детей, гостей принца Ольденбургского, он не мог. А вот они его расспрашивать могли. Нужно только, чтобы захотели. Потому он и писал с видом загадочным и опасливым, словно боялся, что сейчас, сию же минуту его схватят коварные стражи подземной страны.
Ждать пришлось недолго.
– Это вы главный сыщик? – спросил его маленький барон.
– Можно и так сказать, – согласился Ланской, продолжая писать.
– И вы знаете, от кого убегал сторож? – спросил второй мальчик, Арехин-младший.
– Разве убегал? А не подкрадывался на цыпочках? Англичанин говорит, что по следам прочитал, будто сторож крался на цыпочках.
– Он ошибся. Такие следы бывают тогда, когда человек бежит изо всех сил, – серьёзно сказал маленький барон.
– Возможно, возможно. Только от кого он мог убегать?
– Этого мы не знаем, – вместе сказали мальчики.
– Разве что от собаки? От огромной собаки, чьи следы остались на дорожке?
– Мы не знаем, – повторили мальчики, опять-таки вместе.
– И я не знаю. Но постараюсь узнать, – сказал, поднимаясь со скамейки, Ланской.
