– Не хочу тебя расстраивать, – Ивар с отвращением сплюнул под ноги Летору, – но твоим грязным мечтам никогда не суждено осуществиться. Во-первых, Ганирус ни за что не выдаст тебе мою дочь. Даже не надейся, змееныш.
– Выдаст, выдаст, – уверенно перебил его Холодный. – Вот посидит еще месяц, другой в плотной осаде, да на голодном пайке и выдаст как миленький. Будь уверен. И не таких строптивцев обламывали.
– Он не сделает этого, даже если ему придется лично сожрать весь свой гарнизон. Дело в том, что совсем недавно Миланика, с моего благословения, разделила с ним печать феникса. Слыхал о такой штуке, недоносок? – Летор отпрянул от висящего на трехпрядных пеньковых веревках принца и гневно зашипел. – В данный момент они, скорее всего уже поженились. Так что давай-ка, засунь свои мечты насчет императорского трона обратно, сам знаешь куда. Да не ленись, затолкай поглубже.
Раздавшийся поблизости хриплый, каркающий смех заставил Ивара вздрогнуть и превозмогая боль, повернуть голову направо.
– Говорил же я этому упырьку, что ему в любом случае нихрена не светит, – в подвешенной на металлическом крюке окровавленной туше принц с содроганием узнал Орли Беспощадного. Его, некогда пышная, ухоженная борода была обожжена до самых корней, на месте правого глаза зияло уродливое, багровое отверстие, левая рука была сломана в нескольких местах. Правой же, не было вовсе. Вместо нее из надплечья торчала наспех замотанная промасленной тканью культяпка.
– А ты, смотрю, все никак не угомонишься! – сорвался на визг Летор. Одним движением подхватив с пышущего жаром камина раскалённый, металлический прут, он принялся остервенело охаживать им беззащитного гнома, довольно повизгивая от удовольствия, всякий раз, как добивался особенно сильного хруста.
– Ну, давай смейся еще, смейся! Что же ты больше не смеешься? – брызги крови, попавшие на лицо и одежду Холодного, кажется еще больше его раззадорили. – Ну, скажи мне еще что-нибудь смешное! Давай же скотина! Посмеемся вместе!
Орли молчал. Его окровавленная голова моталась из стороны в сторону, хриплое дыхание сделалось прерывистым, единственный уцелевший глаз закатился от боли, но упрямый гном так и не произнес не единого звука. Прошло, наверное, не меньше пятнадцати минут, прежде чем выдохшийся арлинг прервал свое кошмарное занятие. К этому моменту, и без того обезображенное тельце гнома стало напоминать одну большую, судорожно трясущуюся отбивную.
– Вот так, – удовлетворенно причмокнул Летор, сунув остывший прут обратно в камин. – Уверен, это наказание послужит тебе хорошим уроком. Имей ввиду, – он повернул торжествующее, усыпанное каплями пота и крови лицо к Ивару, – будешь дерзить, тебя ждет то же самое. Кстати, спасибо за информацию насчет Ганируса. Отец не велел его трогать до поры до времени. Но…. Теперь мне точно не придётся оставлять этого чешуйчатого упрямца в живых.
С этими словами змееглазый картинно отряхнул окровавленные ладони и вышел, гулко брякнув толстой, окованной длинными медными полосками дубовой дверью. В опустившейся на подземелье тишине было слышно, как потрескивает пламя в камине, жадно слизывая с брошенного в огонь прута свежие кусочки гномьего мяса.
Напрягшись, Ивар попытался шевельнуть руками. Чудовищная боль, пронзившая жестоко изувеченное тело была настолько сильна, что лишь потеря сознания спасла его от помрачения рассудка.
