В книжках часто пишут, как люди, вынужденные голодать, грезят о деликатесах. Со мной такого не было. Я довольствовался тем, что было. Пил воду, смешанную с собственной блевотиной, и ничего вкуснее быть не могло. Возможно, у меня атрофировались рецепторы или сработал какой-то защитный механизм. Рептилия полностью подчинила личность, и ничего человеческого во мне не осталось. Всего за каких-то пятнадцать дней.
На шестнадцатый день дверь камеры открылась, и кто-то швырнул внутрь мешок. Я проснулся, потому что мешок попал прямо в меня. Из него рассыпалось что-то круглое. Яблоки. Целая куча пахучих яблок. Красные, с червоточинкой. Их запах заполнил все пространство камеры, перебивая даже запах дерьма.
Сначала я ел их целиком, с косточками и червяками. Червяков даже выковыривал и ел отдельно. Появилось хоть какое-то развлекалово, которое, впрочем, быстро осточертело, и я стал швырять огрызки в окно. Часто огрызки попадали в прутья решетки и отскакивали назад. Тогда я придумал игру. Нагрызал целую кучу огрызков и устраивал соревнование между собой из настоящего и будущего. Номер один и номер два. Я из будущего всегда побеждал.
На меня накатило равнодушие. Плевать, сколько яблок осталось и когда они закончатся, и пару дней я обжирался. И тут случилась странная штука. Организм перестал сопротивляться и больше не требовал ничего лишнего. Я ел ровно столько, сколько нужно для поддержания жизни. Два яблока в день. Рептилия перестала мной управлять, ей больше не подчинялось мое тело.
Через двадцать дней с рук начали слазить ногти. Они слезали, как слезает подсохшая корочка с поджившей болячки. Паники не было, страха тоже. Я чувствовал свое усохшее тело как кокон, из которого мне предстоит выбраться. Кожа шелушилась и отваливалась небольшими кусочками, как перхоть. Волосы на голове были как солома. Кружилась голова, но спал я теперь мало. Слух обострился, по ночам я слышал, как кто-то подходит к двери и стоит возле нее. Или это были глюки. Больше я не вставал. Все время лежал возле двери рядом с полупустым мешком яблок и пялился в окошко. Теперь я считал дни, откладывая каждый день по яблочному семечку.
Прошло еще десять дней. В голове шевелились чужие равнодушные мысли. Рита уже сделала аборт. Или решила оставить ребенка. Мама сошла с ума. Или выбросилась из окна. Ко мне это не имело никакого отношения. Я ем яблоки и хожу под себя. Отползать для этого в дальний угол камеры нет ни сил, ни желания. На тридцать второй день дверь открылась. В глазах двоилось, я с трудом сфокусировал взгляд на двух высоких силуэтах. Меня взяли под руки и вынесли наружу.
В соседней комнате меня бережно опустили на стул, сунули стакан воды. Это был Роб. Лицо второго мне показалось знакомым, но я никак не мог его вспомнить.
– Попей и прими душ. Одежду найдешь в душевой, – сказал Роб.
Я спросил, зачем меня похитили. С непривычки выговаривать слова было тяжело и неприятно. Роб улыбнулся.
– Сегодня никаких вопросов. Макс, покажи, где здесь душевая.
Макс. Как я не понял сразу, что это он. Стал таким же худющим, как и Роб. Наверное, из-за этого я его не узнал. В детстве Макс был пухлым очкариком.
Я с трудом поднялся со стула и пошатнулся. Роб поддержал меня за плечо.
– Ничего сегодня не ешь. Это может тебя убить, – сказал он мне и тихо добавил: – Я тебя жду.
Будто хотел, чтобы Макс его не услышал. Будто это очень важно.
