Их шаги нарушали тишину, и вдруг, из-за густого орешника, раздался истошный вопль. Не просто крик, а такой, от которого кровь стынет в жилах, полный паники и отчаяния.
– Изыди! Во имя Отца, Сына и Святого… Геморроя! – завопил кто-то, а затем раздался звук, будто кто-то очень толстый споткнулся и с грохотом рухнул в кусты.
Кузьма выхватил топор. Лилит усмехнулась, а Зигфрид лишь покачал головой.
– Кажется, мы нашли ещё одного заблудшего агнца, – прошипел чернокнижник. – Или, скорее, весьма упитанного кабана.
Из кустов, переваливаясь и кряхтя, выкатился толстый, потный монах. Его ряса, когда-то черная, теперь была грязной и порванной, обнажая толстые, волосатые ноги. Лысеющая макушка блестела, а глаза, выпученные от ужаса, постоянно бегали из стороны в сторону. От него разило ладаном, перемешанным с запахом пота и дешёвого вина.
– О, Господи! – задыхался монах, пытаясь встать. – Он… он был везде! Эти глаза! Эти щупальца! Оно… оно хотело мою душу!
– И что, блядь, ты там видел? – спросил Кузьма, наклонившись над ним. – Демона, что ли? И где он, демон твой? Или ты просто обосрался от страха?
Монах вздрогнул, его толстая шея втянулась в плечи.
– Демон… нет! Это было… это было нечто более ужасное! Мерзость! Отвращение! Он… он показал мне все мои грехи! Все мои тайные желания! Он сказал, что я достоин лишь… вечного поноса!
Зигфрид довольно хмыкнул.
– Похоже, наш друг столкнулся с очередным проявлением Бафомета. Он любит показывать людям их истинную сущность. Особенно тем, кто пытается её скрыть.
Лилит подошла к монаху, её тонкий пальчик коснулся его потной щеки.
– О, ты, милый. Какие же у тебя секреты? Я уверена, они очень… интересные.
Монах, вздрогнув, отшатнулся от Лилит, словно от прокажённой.
– Изыди, искусительница! – Он попытался перекреститься, но его руки дрожали. – Ты, демон похоти! Ты, что совращаешь чистые души!
Кузьма прыснул от смеха.
– Чистые души? Ты, блядь, монах? Да от тебя за версту несет вином, и выглядишь ты, как поросёнок, что сбежал из монастырского хлева. Какие нахуй чистые души?
Монах поднял на него полные слёз глаза.
– Я… я Иеремия. Монах Ордена Святого Геморроя. И я грешен, о, безбожник! Я грешен в мыслях, в желаниях, в… о, да, в чревоугодии! И в тайном желании сбежать с монастырской экономкой! Но я борюсь! Я молюсь! И теперь эта… эта мерзость показала мне, что все мои молитвы – тлен!
Зигфрид повернулся к Кузьме.
– Этот экземпляр может быть полезен. Церковники, как ни странно, иногда хранят знания о таких сущностях, как Бафомет. Пусть и в искаженном виде. Он знает Писания, может быть, какие-то ритуалы или пророчества, которые помогут нам.
Кузьма посмотрел на дрожащего, потного Иеремию.
– Да он же, блядь, бесполезен. Он только ныть и сраться будет.
– Возможно, – согласился Зигфрид. – Но его паника и страх перед Бафометом могут быть полезны. Он будет бежать от него быстрее, чем любой другой. И его знания… они могут пригодиться.
Лилит, изогнув бровь, промурлыкала:
– А ещё, он очень смешной. Я люблю наблюдать за тем, как люди борются со своими пороками. Особенно когда это так… очевидно.
Кузьма тяжело вздохнул. Сначала сумасшедший старый чернокнижник, потом похотливая суккубка, а теперь ещё и этот, блядь, трусливый монах. Его "команда" становилась всё более абсурдной.
– Ладно, Иеремия, – прорычал Кузьма. – Ты, блядь, идёшь с нами. Но если ты будешь ныть без остановки, я тебе рот зашью. А если попытаешься сбежать, мой топор найдёт твоё толстое брюхо быстрее, чем ты успеешь перекреститься. Понял?
