Хроники карантина - страница 10

Вот эту собаку мне нужно было научить терпеть молча. В его поведении была удивительная особенность: звуки появлялись, стоило мне присесть или прилечь, в общем, начать бездельничать. Когда я спала или была занята делом, он стойко молчал. Помню, стоящую себя у гладильной доски с секундомером. Я десятый, а после – сотый раз переглаживала распашонки, некогда служившие мне самой, изображая деятельность для моей собаки, и ежедневно выходя с ним на прогулку на десять минут позже, чем накануне. Однажды первая прогулка совпала с приходом с работы мужа. Это была победа.

Помню, как он встречал меня с роддома, как вылизывал мои пальцы и скакал вокруг меня, словно меня окружила целая орава. Как насторожился, услышав звуки из кроватки. Как визжал и просился туда, страстно желая познакомиться. Как вводила новые правила нахождения его в кровати – в ногах, и помню, что они работали, но разбираю фотографии, и он лежит на подушке прямо рядом с дочерью. Только недавно, уже после его смерти, муж признался, что строго поговорил с псом после появления дочери. Сказал, что если он тронет ее хоть раз, то вылетит отсюда. В этом ли было дело или в чуткости к детям, но к Полине он никогда не прикасался зубами, чего нельзя сказать о ее игрушках: вовремя не убранные были найдены с отверстиями вместо глаз и носов и напоминали персонажей фильмов ужаса.

Подрастая, Полина придумала Этикетку – персонажа, который был точной копией Фокса, но которого она, в отличие от нашего пса дико боялась, наделяя присутствием Этикетки темные комнаты. Наверное, именно так появляется и страх Бабы Яги, как вытесненный ужас матери. Или бабушки. Сейчас она ничего не помнит об Этикетке.

Он прожил непомерно долгую по собачьим меркам, но горько короткую по человеческим, жизнь – 15,5 лет. Он похоронен год назад в февральском лесу, благоухающем ароматом цикламенов, поляны которых растапливают заиндевелый лес после недолговечной кубанской зимы. Теперь там его самая надежная нора.

Главы ненаписанной мной книге о Фоксе, но оставленные летописью его жизни:

– Фокс и гнездо, вырытое в кресле

– Фокс, банковская карта и пуговицы рубашки

– Фокс и овцы

– Фокс и охотничья маскировка (преимущественно с помощью остро пахнущих субстанций)

– Фокс и рыбалка

– Фокс, ежик и едва спасенная рука хозяйки.

– Фокс и путешествия

– Особые приметы Фокса: лысый хвост и порванное ухо.

– Фокс и угрызения совести

Говорят, чтобы сформировать привычку, необходимо две недели. Я привыкла к карантину раньше. Видимо, навык был выработан в прошлом, а сейчас быстро восстановился.

Впервые я близко столкнулась с карантином в начальной школе – моя одноклассница заболела Боткина, или по-простому желтухой, и меня проверяли с особым пристрастием: насторожили мои пожелтевшие белки.

Итак, меня (скорее всего, весь наш класс, но об этом я не помню) отправили на карантин. Помню визит СЭС к нам домой. Маму, моющую подъезд хлорным раствором и липкое ощущение ужаса. От «карантина» веяло чем-то зловещим. Вероятность же «школе быть отправленной на карантин» звучала для меня чем-то похожим на расстрел. Я не помню, чтобы спрашивала, что означают непонятные и пугающие слова – присказка о Варваре, поплатившейся носом за свое любопытство долго определяло мое поведение. Даже училась я весьма интересным способом. Как только нам выдавали учебники, обычно за несколько дней до первого сентября, я штурмовала некоторые из них, штудируя каждую страницу. Решала вперед все задания по математике, в которых могла разобраться, читая учебник. Проглатывала литературу. Чуть позже такое же пристальное внимание я уделяла английскому языку, биологии и географии. Русский и история оставались для меня невидимыми: открывая их я испытывала различные проявления СДВГ, внезапно на меня свалившиеся.