– Виктор Степанович. На секундочку.
– Заходи. – махнул рукой Барселонов. – Стул цепляй.
Шершавкин взял у стены стул и поставил его напротив стола Барселонова.
– Слышал, что у нас было? – спросил Барселонов.
– Нет.
– Бабу гипсовую видел?
– Конечно.
– Трусы у нее пропали. Прикинь.
– Кошмар. – делано восхитился Шершавкин. – Ищете.
– Черт его знает. А надо?
– Для порядка, обязательно. – ответил Шершавкин. – Виктор Степанович…Мне на недельку в Медвежий Бор. Вот так.
– Что такое?
– Бабка померла. Квартиру надо оформить пока сеструха не перехватила.
– Вот ты…Когда наешься…Все мало…
– Так ведь моя бабка.
– И сеструхина.
– Но и моя. Как так. За ради памяти должен расстараться....Виктор Степанович.
Шершавкин сделал жалостливые глаза.
– Убери их к лешему. – увидев это Барселонов замахал руками. – Неделя?
– Никак больше.... – клятвенно прижал к груди Шершавкин. – У нас избирательная гонка. Сами знаете.
– Знаю. – Барселонов открыл выдвижной ящик стола и бросил на стол бумажную трубочку.
– Читай. Хочу знать, что думаешь.
Шершавкин развернул маляву, пробежал взглядом, аккуратно вернул ее на стол. После этого Шершавкин сложил руки и положил их на сжатые крепко колени.
– Виктор Степанович....
– Ну…
– Решать, конечно, вам....
Барселонов раздраженно стукнул по столу.
– Да не телячь, ты....
– Слон достаточно нужный человек, чтобы его уважить. – осторожно заметил Шершавкин и заторопился, чтобы забросать словами, как камнями, чтобы не осталось у Барселонова ни сил, ни желания что-то возразить.
– Как здорово все у нас проворачивается, Виктор Степанович. Если изберусь. В Москву пролезем, будь она не ладна… Зачем нам со Слоном раскардаш и палево.
– Палево.. Ты феню не трогай, комсомольский.
Шершавкин сделал вид что держит в руках что-то тяжелое и с бережением поставил это на стол.
– Все. Видите поставил…
Замолчали. Барселонов спрятал фабульную бумажку в ящик.
– Я тебе зачем это сказал. – Барселонов закинул локти на стол. – Ты, Шершавкин, пока гешефт свой знаешь, кремень, не отрицаю.
– У нас выгода общая, Виктор Степанович.
– Потому и делюсь с тобой.
Лицо Шершавкина стало твердым и серым как у преподавателя информатики в областном вузе.
– Надо уважить Слона, Виктор Степанович. Нам это очень нужно.
– Специально так говоришь?
На мгновение больше чем нужно оставалось твердым лицо Шершавкина. Потом оно разлетелось в улыбке.
– Конечно, специально, Виктор Степанович. Что ж мы, звери? Это я так. Для дискуссии. Ну вы понимаете?
– Нет, Шершавкин, уже полсуток ничего не понимаю.
У козлика Шершавкина ждали Мия и Бекетов.
– Бекетов – представился Егор. – Это…моя дочь Мия.
– Уже знакомы. Острые у тебя зубки. Забирайтесь.
– Значит к Понедельнику? – кричал Шершавкин, заглушая шум мотора. – А чего во вторник? – и смеялся глупой шутке. – А зачем?
Егор отвечал.
– На Пенжин.
– Так зачем? Кому сейчас это нужно? У Понедельника с 93 живых денег никто не видел. Если бы я ему чебуречную не помог открыть, накрылась бы вся ваша геологоразведка.
– А вы кто здесь? – спросила Мия.
– Почти все. Правда. Правда. По комсомольской путевке приехал. Комсоргом работал. На 19 партконференции сидел в партере.
– А теперь?
– А теперь капитализм…Ха-ха-ха. Гляди, кнопа, как шерсть лезет я и кепку не снимаю, боюсь рога вылезут. Тпру. – издал губами предупреждающий звук Шершавкин. Он остановил машину.
– Приехали? – спросил Бекетов.
– Погоди…Слышь, ребята. А почему я это вам все рассказываю? А?
