Монотонная долбежка молотом по копью продолжалась, наверное, с хорт, при этом животное не переставало верещать. Наконец, охотник вынул копье из твари и поставил его в другое место. Процедура повторилась за исключением того, что теперь из двух новых отверстий в теле этого существа текла ярко-желтая слизь, разлетаясь брызгами в разные стороны при каждом ударе молота.
Я смотрел на всю эту процедуру, и она у меня не вызывала абсолютно никакого отвращения, хотя смотрелось это довольно мерзко. Хлюпающая субстанция, из которой с каждым ударом вытекает какая-то слизь, похожая на сопли. И при этом эта субстанция дико верещит.
Не знаю, почему я не испытывал к этому существу жалости и отвращения от ее мук – то ли потому, что только, что видел, как она живьем съела скорпиона, то ли потому, что я сам был охотником и сам разделываю туши животных без угрызения совести, то ли потому, что это был мой новый опыт, и я был увлечен процессом, который в будущем позволит мне охотиться на этих существ, а, может, и все вышеперечисленное являлось причиной моего спокойствия.
Убийство этого существа продолжалось несколько хортов, но, наконец, оно, все же, сдохло.
– Возьмите мой рюкзак и тащите его сюда. Покажу, как правильно разделывать гремучек, – крикнул в нашу сторону Далберт.
– А сколько ты хочешь за свои уроки? И это… у нас с собой денег нет, – ответил я.
– Нисколько, обещайте только, что до того, как доберемся до Семериона, вы каждый вечер будете проводить в моей компании и разговаривать со мной.
– О чем?
– Ни о чем… и обо всем. Я соскучился по простому общению с разумными. Долго был на охоте.
– И все?
– И все.
– Тогда можно.
Я метнулся за рюкзаком, и мы вместе с Лихтом направились к охотнику. В конце концов, он итак за нами следит, и мы ничего без его пригляда сделать не можем. А тут он будет сидеть с нами и тоже участвовать в разговорах. Глядишь, узнаем что полезное.
– Вот, – протянул я рюкзак Далберту. – Меня Сэм зовут.
– А я Лихт, – представился брат.
– Будем знакомы, – отозвался охотник и принял из моих рук свой рюкзак. Открыл его и достал что-то вроде металлического кола. Вставил его тонким, как иголка концом в одно из отверстий и скрутил сверху колпачок. Нажал на кнопку, что-то щелкнуло. Затем Далберт достал из рюкзака ручку с резьбой и вставил ее сбоку кола, после чего начал крутить. Острый конец кола стал раскрываться лепестками, расширяя отверстие.
– Этот инструмент называется распарыватель. Он необходим, чтобы разорвать очень прочную шкуру гремучки.
Шкура твари начала трескаться и потихоньку рваться.
– Самое ценное у гремучек внутри.
– А разве вы не продырявили это самое ценное, когда вбивали в нее кол? – поинтересовался Лихт.
– Нет. Я пробил ей жизненно важные органы, но при этом не задел те, что нужны для продажи.
– А кожа? Разве такая прочная кожа не ценна?
– Она бы очень дорого ценилась, если бы оставалась такой же гибкой и прочной постоянно. Но, к моему большому сожалению, через три хорта кожа загрубеет, а через круг станет каменной и легко рассыплется от сильного удара обычного молота, чтобы с ней ни делали и в чем бы ни вымачивали. Хочешь покрутить?
– Да, – загорелся я.
– Держи только осторожно. Держать надо крепко, а крутить медленно. Пробуй.
Я ухватился за металлический кол. Как ни странно, металл не был ни холодным, ни теплым. По законам физики металл должен был частично нагреться от тепла ладоней Далберта и частично остыть. Ведь он находился в рюкзаке в прохладной пещере. Странный какой-то металл. И цвета он такого же, как копье. Хотя, может, это и не металл вовсе.
