И дружба нашей Таси с Люсей, дочерью завхоза школы. Из-за этой дружбы разгорелся сыр-бор, сильно хлестнувший по маме. Старшая сестра Люси работала в школьном буфете. Учащихся тогда в школе ещё не кормили, да и никогда в любавичской школе не кормили детей. В буфете учителям продавали конфеты, соль, спички, горчицу, 9 кг муки на учителя, вне зависимости от того, сколько у кого детей. И на нашу стаю тоже 9 кг в месяц. Буфетчица начала замечать, что у неё в кассе не хватает денег. Она попросила свою младшую сестру раз-другой подежурить ночью в буфете. Та боялась одна ночью оставаться вне дома, упросила Тасю. Сестричка согласилась. Когда главный продукт буфета – мука – был продан, девочки устроили засаду. Вдруг среди ночи кто-то заходит в школьный коридор, через который можно было подойти к двери буфета, подходит к двери, крутит что-то в висячем замке, других замков не водилось, дверь открывается, входящий направляется к кассе, сгребает всё. Тут как выскочат, как выпрыгнут девчушки с криком: «Володька, мы тебя узнали!» И вор не кто иной, как сын Прилашкевича, завуча начальных классов! Утром ошеломляющее известие гремело по всей школе. «Сын завуча – вор!» Одной Люсе не поверили бы. А тут ещё Тася Кукринова, дочь Ульяны Ивановны. Теперь и Прилашкевич озлобился на маму.
Мама и несла свой тяжкий крест безмужней жены, пока не поменялась администрация. А сменилась она, только когда маме нужно было уходить на пенсию.
Работал в школе Вороной Иван Григорьевич, учитель математики ещё царских гимназий, интеллигент многих поколений, великий математик Смоленской области. Перед окончанием войны у него умерла жена. Он остался один с дочерью. Недолго раздумывая, предложил маме выйти за него замуж.
– Иван Григорьевич, как мы будем с детьми? Их так много, – мама.
– Пристроим в какой-либо недалеко от Любавичей детдом, – ответствовал И. Г. Мама отшатнулась от такого предложения, чем отрезала дальнейшие его поползновения. Так что и он, интеллектуальное лицо и звезда школы, имел основания быть мамой недовольным. Не было у мамы бойцовских качеств, постоять за себя она не умела.
Держали её огромная выдержка, могучая сила воли, граничащая с жизненным мужеством, что и проявляла она во всей остальной жизни, кроме школы.
Январь тринадцатого дня,
Дрогнуло сердце у меня —
Мама слегла, слегла, слегла,
Ужель не встать ей никогда?
А помню маму я когда?
Её лик предо мной всегда,
Два образа её во мне,
Как наяву, так и во сне:
Один – учитель, созиданье,
Другой – глубокое страданье.
Вспоминается, как однажды мама, уходя в школу, попросила нас всех что-то сделать, не назвав конкретно, кому поручает. Мы ещё были малы и не имели распределения обязанностей. Раз конкретно никому, мы и забыли о поручении. Вернувшись и не найдя работу выполненной, мама сказала только:
– Чем вам поручать, легче самой сделать, – сказала.
Мы стали обвинять друг друга, расплакались, даже разодрались. Мама не вмешивалась. И это стало нам наукой на все оставшиеся годы. После этого само собой получилось распределение обязанностей. Таня вскоре уехала в Москву. Миша, оставшийся старшим среди нас, вместо папы, все мужские обязанности за ним. Валя стирала бельё, носила на коромысле воду по два больших ведра, особенно тогда трудно, когда в сухое лето нужно было поливать огород. Вода далеко, два колодца на всю улицу. В сухое лето все вынуждены были носить воду. Тасенька мыла посуду, её немного. В доме печь, поэтому никаких кастрюль, только чугуны, каждому по ложке, а тарелок – пока на всех одна. Мыла деревянный пол. Сбегать, сходить туда-сюда – всё Тася.
