Ещё в 5-м классе наши мальчики разделили нас, девочек, между собой. Меня выбрал Гронский Федя, первый драчун в классе. Его так и звали – бандит. Мне он не нравился, я от него всё время убегала. Чем больше я бегала от него, тем сильнее он тянулся ко мне. Перед уходом в армию он всё же увязался проводить меня домой. Дошли до калитки, я прощаюсь. Он достаёт из кармана маленький ножичек, подносит к моему носу и говорит:
– Я ухожу в армию, жди меня!
У меня руки-ноги задрожали, выдавила из себя: «Буду, Федя, буду» – и в ужасе заскочила в сени, молниеносно накинув крючок. Его супружеская жизнь, как он и предчувствовал, почти не удалась. С одной женой разошёлся, вторая ушла в мир иной намного раньше, чем было возможно. И ни один из пяти главных мальчиков нашего класса не женился на своей первой пятикласснице-избраннице.
Жизнь непредсказуема! В те десятилетия, когда мы все переженились, заимели детей, обрели жизненные и профессиональные места под солнцем, я, приезжая в Любавичи, всегда хотела видеть Федю, кавалера двух орденов славы, чувствуя некоторую мою вину в его супружеских неудачах. Однажды, спустя 20 лет после окончания школы, мы встретились на вечере встречи выпускников. Он в первый раз признался мне, что светлое чувство розовой поры ко мне живёт в нём до сих пор.
– Всё у меня есть, но ты не моя, и я несчастлив. Только возможность тебя увидеть заставила меня приехать на встречу, – раскрылся он до донышка.
А мне он не был нужен. Как писал Ю. Нагибин, «нет ничего более ненужного на свете, чем любовь женщины, которую не любишь». Тронутая таким признанием, я написала ему:
Низко кланяюсь тебе, Шаляпин
[2],
За до сих пор живущую
В тебе любовь ко мне.
Лучшая, как говорят,
Часть жизни уже пройдена,
А мне всё чаще кажется
И я не на коне.
В институте вокруг меня клубились кавказские и азиатские ребята. Ясное дело, я маленькая естественная блондинка (тогда ещё никто не красил волосы), хрупкая, миниатюрная. Света Колупайко, моя институтская подружка, была такой же, как и я. Ей пришлось выйти замуж прямо в институте. Ырызбек увёз её в свой кишлак. Спустя два года они разошлись. Как хорошо, что мне не нужно было разводиться!
Однажды в нашу группу принесли пригласительные билеты на вечер отдыха в МГУ. В моём сознании МГУ был сказкой и святыней, тайной за многими печатями! Я была как-то знакома с одной девушкой, закончившей МГУ. Она мне казалась особенной и недосягаемой. Она нередко произносила неведомое мне слово «экстравагантно». Походка пленяла, жесты, улыбка завораживали. Как грамотно строила речь, не торопилась, как я, проглатывая слоги. Мне казалась она даже выше ростом, чем была в реальности. «Не закончив МГУ, я никогда такой не стану», – думалось мне. Не с тех ли пор я начала шутить, что высота моих каблуков прямо пропорциональна уровню моего самоуважения? И ходила на очень высоких каблуках!
Но прошли годы, и моя жизнь тесно переплелась с жизнью МГУ. Муж стал профессором МГУ, трое наших детей окончили университет, и сама я какое-то время жила с мужем в общежитии МГУ на Ленинских-Воробьёвых горах. А пока для меня университет недосягаем. И вот я держу в руках пригласительный на вечер в МГУ. Надеваю своё лучшее голубое платье с коричневыми цветами (сама сшила), голубые туфли на шпильке. Платье в талию, внизу широкое. Мне оно очень нравилось. Это 1960 год. Подробности моих танцев сгладились в памяти. Но кто-то приглашает и приглашает меня на танец. Вечер близится к завершению, и этот кто-то говорит:
