Все внимание ребят приковало к себе обширное помещение за разбитым широким окном, дверь в которое была также закрыта наглухо. Повсюду: в полу, на стенах и даже на потолке – виднелись глубокие выщерблины. Поковыряв одну пальцем, Эдик понюхал его, лизнул и вынес свой важный вердикт:
– Стреляли… Интересно, в кого?
– Господи, – выдохнула Люська, пятясь от жуткой дыры в помещении.
– Да не дрейфь, Люсиль! Никого тут уже быть не может. Оглянись, один хаос и разрушения. Вон, даже электричества нет, – углядел Эдик на стене выключатель. И тут же щелкнул.
Вопреки его уверениям, свет неуверенно замигал, и с тихим жужжанием по всему коридору загорелись редкие лампочки. Помещение, некогда отгороженное толстым стеклом, равномерно осветилось голубым мягким светом, будто приглашая озадаченных путников в свои гостеприимные недра. Те нервно переглянулись и, избегая острых концов битого лаза, протиснулись внутрь. Ненужные больше фонарики сунули в сложенные у выхода рюкзаки и, устало разомкнув спины, принялись осматривать помещение.
А там было на что посмотреть.
Как правильно заметил Эдик, это и впрямь оказалась тайная подземная лаборатория безумных учёных. На железных столах громоздилось всевозможное оборудование. Старинные компьютеры безмолвно глазели на гостей чёрными дырами в ламповых мониторах, скрывая в своих электронных мозгах давно истлевшие тайны. С налётом грусти избалованные современной техникой подростки пялились на этот печальный анахронизм, стирая пальцами пыль на громоздких клавиатурах.
Люська не стала задерживаться тут и, обойдя парней, прошла дальше.
Громкий возглас удивления заставил тех оторваться от созерцания древних останков техники и поспешить вслед за ней.
***
Не задерживаясь на месте, Люська медленно обошла парней. Столы, мониторы, разбитый микроскоп, склянки, реторты и…
Она остолбенела. Взгляд её прочно увяз в антрацитовой враждебной черноте. Тьма казалась живой, манила, завораживала. Затягивала в водоворот мириадов искрящих созвездий. Не сразу Люська сообразила, на что именно смотрит, а когда поняла, пришло твёрдое осознание, что жизни там быть не должно. И, тем не менее, ощущения были именно такими. Стайка мурашек скользнула по позвоночнику, поднимая дыбом волоски. Во рту пересохло, а к горлу подкатил липкий ком. Она сама не заметила, как скрюченными пальцами тянется к банке, где в гротескной позе застыл уродливый эмбрион. Маленькие корявые ручонки будто царапали выпуклое стекло острыми длинными коготочками. Оно казалось безвредным, но одновременно с тем самым опасным существом в мире.
Размером с котёнка, голого, безволосого, с ощеренной иглами пастью, впалой костлявой грудью и серым раздутым животом, оно пугало и притягивало одновременно. У одеревеневшей Люськи не укладывалось в голове, как может существовать такая омерзительная пародия на крошечного невинного младенца с холодными миндалевидными глазищами.
Она хотела закричать, тщетно стараясь выпутаться из сетей чёрного взгляда, но лишь проваливалась глубже. Язык стал мягким и неповоротливым. В голове зашумело, забухало, перед глазами разлилась пелена тёмных мушек. Покрывшись ледяным потом, Люська судорожно напряглась и наконец-то сумела разорвать незримую связь. Прислонившись к стене, она растёрла трясущимися ладонями щёки, встряхнулась и, прочистив охрипшее горло, сумела-таки позвать друзей.
