– И Джун, дублершей ты и будешь до конца жизни. Они никогда не отдадут соло азиатской девочке. Прими это. Русские никогда так не делали, даже когда я… – Она замолкает, осторожно закрывая метафорическую шкатулку своих секретов. – Лучше готовься поступать в хороший колледж.
– В этом году роль феи Драже отдали черной девочке. Моей соседке, Джиджи, – говорю я, не зная, станет ли от этой новости хуже или лучше. Дело ведь не в том, что роль получила темнокожая. Дело в том, что ее не получила я.
Молчание, а потом мать повторяет презрительно: «Дублерша». Ее разочарование превращается в гнев.
– Я серьезно, Джун. Брось это все. Сосредоточься на важном. Это твой последний год в балете, если так и останешься дублершей. Никаких больше танцев. Пойдешь в частную школу по соседству.
А потом бросает трубку, и я не успеваю ни возразить, ни попрощаться.
Она так говорит о танцах, что и в жизни не догадаешься, будто мать ходила по здешним коридорам, жила в общежитии, танцевала в студиях, вообще была когда-то частью балетной школы. Но что-то случилось, что-то плохое, и она так и не сказала мне, почему все рухнуло.
Мать теперь успешная бизнесвумен, экспортирует из Кореи одежду для танцев высокого качества и хочет, чтобы я пошла по ее стопам. Таков корейский путь. Та его часть, что мне известна.
Мать растила меня одна – родители отказались от нее, когда она осталась в Штатах и родила меня. Я – все, что у нее есть. И потому часть меня считает, что я должна во всем ее слушаться. Быть хорошей дочерью. Ездить домой на выходные, ходить с ней на корейские рынки по субботам, а по воскресеньям – в церковь и вечером сворачиваться на кровати в ее объятиях.
Но меня тошнит от одной мысли об обычной школе. В ванной комнате сейчас полно девочек, готовящихся к занятиям, а желудок у меня почти пуст. Так что я направляюсь к Свету.
Свет – это небольшая кладовка в конце коридора на одиннадцатом этаже женского общежития, которая стала своего рода местом для отпущения грехов и признаний. Никто не знает, когда все началось, Свет словно был здесь всегда. Стены сплошь обклеены картинками и напоминают кинопленку. Здесь знаменитые балерины в великолепных костюмах, фотографии изящно изогнутых ног, анонимные пожелания или вдохновляющие цитаты. Вещи из восьмидесятых.
Еще там есть маленький телевизор и DVD-плеер и куча дисков с записями величайших балетных спектаклей. Мне как раз нужно немного вдохновения.
Проскальзываю внутрь, все еще на взводе после разговора с матерью. Если это мой единственный шанс, я должна показать, на что способна. Я ведь прима-балерина. И я докажу это всем, и маме тоже. Мне нельзя уезжать из школы. Нет уж.
Роль феи Драже – мой шанс. Может, единственный. Дублер всего в одном шаге от соло. Я должна его получить любой ценой. Стараюсь не думать о том, как мы с Джиджи иногда смотрим допоздна старые ситкомы или классические балеты, как она всегда оставляет мне записочки и цветы.
Это важнее. Это моя карьера.
Опять залезаю в сумочку в поисках пудреницы и отвлекаюсь на старую шкатулку с драгоценностями. Подарок отца, которого я никогда не видела. Она идеально помещается в мою в ладонь, и я ношу ее с собой повсюду, как обещание, что однажды я его найду. Нащупываю ключик на задней крышке, открываю шкатулку и смотрю, как кружится маленькая балерина. Muyongga, танцовщица. Нежная мелодия напоминает мне обо всем, за что я так люблю балет: за контроль, красоту, музыку. Здесь, в школе, работа над собой всегда приносит результаты: тренируешь мышцы, а потом тело делает то, что ты от него хочешь. И не важно, какая у меня семья и есть ли друзья, нравлюсь ли я какому-нибудь мальчику… Важно лишь то, на что способно мое тело.
