Хрупкий рай - страница 12

– Давай присядем, ты видно устал, откроем вино, вот еще сыры, – доставая, из холодильника несколько сортов сыра заговорил Даниель.

– Да, пожалуй, можно выпить вина. Я сюда ненадолго, на день или два, поэтому хочу сразу спросить как дела у моей девочки.

– У Оливии всё хорошо, мы с ней иногда встречаемся на улице, и в магазин к ней я захожу. А почему ты на день-два? – наливая вино в фужеры, спросил Даниель.

– Последнее время Ванесса себя неважно чувствует и нужно быть рядом с ней.

– Что-то серьёзное? Если нужна помощь ты всегда можешь на меня рассчитывать.

По глазам Людовика друг понял, что это не просто болезнь, а нечто более серьёзное. Его пугали собственные чувства по отношению к жене, ведь раньше он не интересовался её состоянием. Привязанность и чувство долга, которые появились на закате жизни. Он разрывался между Оливией и женой, ведь им обеим нужно было его время и внимание. Людовик молчал, погруженный в свои мысли, Даниель прервал молчание.

– Поговорим об Оливии. Сколько я смотрю за ней и тем, как она строит работу своего магазина, тем больше думаю, что ей стоит подумать об открытии своего ресторана.

– Почему такие выводы?

– Люди к ней приходят в магазин, потому что им нравится, как их обслуживают. Хороший сервис, приятный персонал и конечно внимание хозяйки. Поговори с ней об этом.

– Хорошо, поговорю с ней об этом после нашего переезда. И приехал я в этот раз, чтобы сообщить ей именно эту новость. Можешь меня поздравить с приобретением дома на Сицилии.

– Уже, – немного огорчился Даниель, – значит это наша последняя встреча здесь.

– Да быстро всё произошло, неожиданно для многих.

Услышав печальный тон друга, Людовик почувствовал укол совести, ведь они с другом через многое прошли и он был одним из близких людей. Он гнал прочь свои сентиментальные мысли, однако сопротивление его было не столь сильным как в молодые годы, казалось, что рухнула великая китайская стена в душе Людовика. Лёд, сковывающий его сердце многие годы, тронулся. Айсберг начал таять.

– Знаю, знаю. Прости, что так вышло всё. Но как я упомянул ранее, дело в Ванессе. Она попросила скорого решения этого вопроса.

– Сама попросила? – удивлённо спросил Даниель, – кто бы мог подумать. После стольких лет путешествий она всё ещё не потеряла любовь к этому. Как вообще с ней у вас дела?

– С ней что-то произошло, с тех пор как мы живем вдвоем. Что-то странное, Даниель. Она забросила свои розы и сад. До Оливии ей вообще нет никакого дела. С Инессой они иногда разговаривают, но тоже все реже. Она все больше времени проводит у себя в комнате, пускает к себе только Луизу, но когда она выходит оттуда, всегда подавлена, как будто это заразно. Её состояние меня тревожит, ведь это длится уже третий месяц. Не могу больше оставлять её в одиночестве, хотя раньше я об этом не думал. Она со мной ужинает не всегда, иногда только выходит к столу. И что самое странное, она в эти моменты надевает своё бриллиантовое колье.

У Даниеля не хватило терпения дослушать, и он, перебив, сказал свою мысль относительно всего этого:

– Прости Людовик, но мне кажется, что она страдает депрессией. Может ей стоит показаться психотерапевту? Я могу навести справки о хороших специалистах.

– Ты считаешь? Я сомневаюсь, что ей это понравится. Она никогда не любила врачей. И честно говоря, я в растерянности. Не знаю что делать, первый раз в жизни. Когда мы ужинаем, то ведем беседы о театре, о кино, погоде, вине, но ни единого слова о розах или дочерях. Не понимаю, что происходит.