– Я ведь слишком южный человек, кара. Я вырос там, где нет даже намека на воду. Сухой климат меня основательно подпортил, прости…
…А теперь он стоял позади Ольги и искушал ее каминным огнем, глазами, исполненными так знакомой ей страсти, напряженно сведенными руками.
– Пойдем, кара, – снова шепнул он.
Ольга всегда оттягивала момент соития – оттягивала настолько, насколько вообще его можно было оттянуть. Иногда ее хватало на несколько минут, иногда брачные игры затягивались, но то, что следовало за ними, было всегда одним и тем же: сумасшедшая, хотя и немного прагматичная страсть, всегда остающаяся чуть-чуть неутоленной. Ольге всегда хотелось соответствовать этой страсти – и именно в этом заключался прагматизм. Колодец невозможно вычерпать до дна, Ольга свято в это верила. Даже после двух с половиной лет супружеской жизни.
– Ты знаешь, чего я боюсь больше всего, кара?
Они только что оторвались друг от друга, Марк поглаживал ее плоский живот и задумчиво смотрел на огонь.
– Что, когда я рожу тебе сына, у меня отвиснет грудь…
– Что ты! – Он тихонько засмеялся. – Я буду любить тебя любой… Нет, я совсем не то хотел сказать. Больше всего я боюсь, что ты когда-нибудь бросишь меня… Что однажды я стану ненужным тебе, покажусь тебе неинтересным, пресным…
Ольга положила пальцы ему на губы.
– Замолчи, пожалуйста… Я никогда тебя не разлюблю.
– Это меньше всего зависит от тебя, кара… В любви вообще ничего не зависит от нас самих.
Марк сжал ее в объятиях: прикосновения его сухого жесткого тела всегда сводили ее с ума, но теперь к страсти прибавилась тихая нежность. Это было совершенно новое ощущение, и несколько минут Ольга лежала, прислушиваясь к нему. А потом Марк встал, вышел в другую комнату и вернулся с двумя бокалами шампанского.
– За нас. И за наши горы, – сказал он, протягивая ей бокал.
Они выпили, и Ольга слегка поморщилась:
– Какой странный у него привкус.
– Да? – удивился Марк. – А по-моему, самый обычный… Ты просто давно не пила шампанского, кара…
– Может быть, – задумчиво сказала Ольга и отставила бокал. – Расскажи мне о своем брате.
– Он тебя заинтересовал, да?
– Человек с именем Иона не может не интересовать.
– Я так и знал, – Марк нахмурился.
– Это совсем не то, что ты думаешь.
– Вообще-то это имя должно было принадлежать мне. Ты знаешь, я всегда завидовал ему, я даже как-то раз устроил матери скандал: почему Ионой назвали этого сопляка, эту головешку, а не меня.
– И что она тебе сказала?
– Ты не поверишь! Если хотите, можете поменяться. Если, конечно, Иона согласится.
– Он не согласился.
– Он послал меня подальше со всеми моими притязаниями. Он уже тогда понимал, что это имя действует на девушек как красная тряпка на быка. Даже если они живут в затрапезной Туркмении.
– Он был недалек от истины.
– Еще бы! С таким именем никому и в голову не придет клеить шлюх и бегать за дешевыми индийскими презервативами в дежурную аптеку. Только возвышенные чувства и лепестки роз на подушке в первую брачную ночь.
– Очень романтично.
– Так же романтично, как и неправдоподобно.
– Он бабник? И покупает дешевые индийские презервативы?
– Понятия не имею…
– Но теперь-то ты не жалеешь об этом имени?
– Нисколько. Если бы меня звали Иона, я прожил бы совсем другую жизнь, стал бы работать спасателем в этом райском медвежьем углу и никогда не встретил бы тебя…
Часы на руке Марка запищали какой-то давно забытый колониальный гимн. Оба они – и Марк, и Ольга – вздрогнули. Ольга перехватила руку Марка и поднесла к глазам светящийся циферблат.
