Обряд принесения клятвы сопровождался взрывами рукоплесканий и приветствий. Робер поклонился всем собравшимся – гостям и всей этой толпе мастеров, работников с их женами и детишками, и я заметила, что он бросил быстрый взгляд в сторону моей матери Магдалены, взгляд гордый и вызывающий, словно он хотел сказать: «Именно этого ты от меня ждала, ведь правда? Мы оба этого желали». Мне показалось, что она кивнула в ответ, не только моему брату, но и самой себе. Высокая, прекрасная в своем великолепном парчовом наряде, странно изменившаяся благодаря напудренным волосам, она казалась мне, шестилетней девчонке, чем-то большим, чем просто мать, каким-то божеством, казалась более могущественной, чем даже статуя Пресвятой Девы, что стояла в церкви в Кудресье, равной самому Богу.
Второе событие произвело на меня совсем иное впечатление, вероятно, потому, что в нем моим родителям была отведена второстепенная роль. Придя однажды вечером домой, отец торжественно сообщил: «Мы удостоены высокой чести. Король, который охотится в наших краях, в лесах Вибрейе, изъявил желание посетить стекольный завод в Ла-Пьере».
Все в доме пришли в страшное волнение. Король… Что он скажет? Что сделает? Чем его нужно угощать, как развлекать? Матушка сразу же стала готовить парадные покои, которыми до этого времени никто не пользовался, и всех женщин, находившихся в поместье и на заводе, тут же отрядили мыть, чистить, мести и наводить блеск. Но потом, за несколько дней до появления короля, прибыла мадам ле Гра де Люар вместе с сыном, с тем чтобы лично приветствовать его величество в своем доме.
– Совершенно естественно, – заявила она моей матери (я была рядом и слышала все, от слова до слова), – что такое великое событие – сам король удостаивает посещения наш дом – требует нашего с сыном присутствия. Я не сомневаюсь, что вы и ваша семья найдете себе пристанище на это время.
– Разумеется, – ответила матушка, которая, сказать по правде, втайне рассчитывала выступить в роли хозяйки поместья. – Я надеюсь, что вы найдете дом в должном порядке. Правда, времени у нас было не очень много, нас предупредили совсем недавно.
– О, об этом не беспокойтесь, – ответила мадам ле Гра де Люар, – прислуга сделает все, что надо.
А потом прибыли кареты и целая вереница самых разнообразных телег и повозок, доставив армию лакеев, поваров, поварят и судомоек. Они распоряжались в доме как хозяева – перевернули все вверх дном в кухне, сорвали с постелей покрывала и постелили новые, что привезли с собой, а с матушкой разговаривали так, словно она нерадивая прислуга, которую только что рассчитали. Нас попросту выгнали из дома, мы только и успели, что снести все наши вещи в одну комнату, повернуть ключ в замке, и сразу же отправились через двор к моему дяде Мишелю просить, чтобы они с женой нас приютили.
– Этого следовало ожидать, – спокойно сказал отец. – Мадам ле Гра де Люар имела полное право так поступить.
– П-п-право? – с трудом выговорил Мишель, которому в то время было лет четырнадцать. – Какое п-право имеет эта п-п-проклятая старуха выгонять нас из дома?
– Придержи язык, – строго приказал ему отец, – и запомни, что мы всего лишь арендуем шато Ла-Пьер. Ни дом, ни завод никогда нам не принадлежали и принадлежать не могут.
Бедный Мишель был просто ошарашен. Он, наверное, считал, как и я сама, что мы хозяева Ла-Пьера, что это наша собственность на вечные времена. Брат страшно побледнел, как это всегда с ним случалось, когда он сердился и не мог выговорить какое-нибудь слово, и отправился в стекловарню, чтобы растолковать происшедшее друзьям-кочегарам.
