На площади, небольшой, просто дома сгорели, убрали – и вот вам, площадь – были лотки со сладостями, с петушками, с какими-то погремушками, и возле одной из них завис Олег. Затем он подвел меня, игнорируя шиканья на предмет скорости.
– Мне все еще больно!
– Пройдет, – отмахнулся он и ткнул в леденцы. – Вот эти, видишь? Нужны такие же, только вкуснее.
Я посмотрела на него как на идиота.
– И где я тебе их возьму?
– Придумай, – понизил он голос и уцепил меня за руку. Я боязливо глянула назад. Нас кто-нибудь услышал?
– Я не знаю технологии.
– На что ты творец? Фантазируй. Наверняка, есть в твоем мире вещи, которые у нас не продаются.
– Но я не знаю, какие у вас не продаются. Тебе надо было меня предупредить.
– И мы перебирали бы товарные каталоги? Вот тебе задание, сейчас: нужны вкусности. Думай. Это надо сделать срочно.
– Я не могу так… – промямлила я.
В голове свербила недовольная мысль: какого он вообще мне указывает? Я не прислуга… С другой стороны, он-то указывает по-доброму. А что, если другие услышат?
Мне вдруг разонравилась роль золотой рыбки. Наверняка, она Пушкину не в одном сне козни устраивала.
Я сосредоточилась на ассортименте, поджала губы, и обернулась:
– Шоколад.
– Просто.
У них и это знают. Хм…
– Карамель?
– Есть.
Я снова поджала губы.
Меня осенило.
– Чипсы?
– Что?
– Значит, чипсы.
Уж для этой гадости подойдут любые ингредиенты и нулевая подготовка.
Животы противной хренью наполняли все, даже оголтелые ребятки. Они попытались стащить пачку, где был нарисован зеленый олень – с солеными огурцами. Другим упаковкам свезло меньше – почему-то вместо фирменного знака «Лэйс» кругляшком послужило лицо президента.
Когда мы срубили деньжат, Олег отошел на стоянку и выменял там какую-то потрепанную модель. Моим глазам представилась, говоря просто, дощечка на двух колесиках, еще с истерзанной лакировкой. Я многозначительно уставилась на персонажа.
– Терпения, – сказал он, немного повысив тон.
Мы отошли (проковыляла – я) к концу нашей улицы. И затем Олег нажал на кнопку.
Их ты, какой трансформер!
Машина теперь была почти машина – низенькая, черненькая, почти как спортивная, только широкая, как телега. И там было два места: спереди и пошире сзади. Я поискала руль.
– А как управлять?
– Тебе это не потребуется. Садись.
Я снова решила пропустить мимо ушей его грубость.
В кабине было кожано, пахло лошадью и ладаном. Лошадь, наверное, как метафора. И ладан тоже, от быстрой езды…
Олег потянул рычажки, и мы медленно начали движение.
А потом взмыли вверх как ракеты. Я с ужасом вцепилась в подлокотники.
– Хе-хе, никогда не летала? – насмехнулся надо мной перс, а я с любопытством, пересилившим страх, глянула через бок.
Как же красиво!
Серым пятном остался сзади город. Вокруг него, оказывается, были непроходимые рощи, где-то вдалеке я различила изгиб речки и еще один сизый поток, сливающийся с горизонтом. Солнце слепило мне глаза, но это было до того родимо, – как выходы на речку в детстве, когда камни, букашки и бабочки были огромной, кипящей интересной жизнью – что я наплевала, что слепну, и приподнялась во весь рост.
И меня стукнуло в макушку.
Олег на это никак не отреагировал.
– Тут что, купол? – я не видела, когда его закрыли.
– Если бы не было, ты бы давно улетела кормить птиц.
Одна утка тут же врезалась в стекло и теперь строила нам страшные рожи, а перышки ее трепались на ветру.
Я поерзала на сидении и попыталась найти ремень безопасности. Не нашла. Был какой-то огрызок: вероятно, Олег выменял тачку не первой свежести. А еще меня очень бесило, я это сейчас поняла, называть его таким благородным русским именем. Я дала себе обещание поиздеваться над его самолюбием.
