– Ну да, конечно. И все сто процентов избирателей голосуют за вашего наследного президента! – съязвил я.
– Сто ни сто, – как ни в чем не бывало, парировал Хариф, – а меньше восьмидесяти процентов еще ни разу за время правления Семьи не было.
– Да, сильны у вас традиции! Сильнее здравого смысла. Это как же надо любить Семью, чтобы десятилетиями дружно ходить на выборы, зная, что результат предрешен?
– Это наш гражданский долг, мистер Ганн! Но вы правы в одном: никто не может достойно соперничать с членами этой великой Семьи! Поэтому у нас и были сняты ограничения на возможность занимать президентский пост сколько-то раз, а также был увеличен срок полномочий президента с пяти лет до восьми.
– И это вы называете демократией?
– Да! Это и есть настоящая демократия! Ибо подобные ограничения ущемляют права отдельного человека, а также право всего народа, который хочет видеть своим президентом именно этого человека, а не кого-то другого! Да и экономия от увеличения срока значительная – меньше приходится тратить государственных денег на выборы. Вот у вас на Западе, Бобби, срок полномочий президентов в большинстве стран пять лет, и, как правило, президент избирается дважды. Итого получаем, что каждый президент правит обычно десять лет. А у нас – восемь лет. Что в этом такого? Ведь могут и не избрать теоретически.
– Вот именно – теоретически. А на практике?
– И на практике также. Если хотите знать, после смерти нашего предыдущего Правителя сложилась такая ситуация, что его сына могли и не выбрать.
– Это как же? – удивился я.
– А вот так! Было несколько сильных кандидатов.
– Оппозиция? – еще больше удивился я.
– В своем роде – да, оппозиция. Но точнее будет сказать – альтернатива.
– Альтернатива Семье?
– Не – Семье, а – в Семье! Рассматривались кандидатуры жены усопшего Правителя и одной из его дочерей.
– Вот так альтернатива! – не удержался я от смеха. – Ну, спасибо Хариф! Уже только за эту шутку стоило отсидеть за болтовней с вами зад. Ведь это готовый анекдот про демократию по-гюлистански!
– Вот вы смеетесь, а нам тогда было не до смеха. Я, правда, в то время был совсем молод, но все помню. И демонстрации на улицах, и стихийные митинги. Но обошлось, слава богу.
– Я вас понимаю, Хариф, – продолжал я подшучивать. – Для вас ведь митинг или демонстрация – хуже стихийного бедствия. Они нарушают ваши славные традиции, так? Что же говорить тогда нам, кто живет в свободных странах, без всяких там средневековых традиций? У нас ведь что ни день, то или митинг или демонстрация. А иной раз даже и забастовки. Скажу вам по секрету, дорогой мой друг, мне тоже эти шумные изъявления народной воли не очень нравятся – неудобства всякие создаются. Но я, представьте себе, скорее готов терпеть забастовки, чем самодурство какого-нибудь китайского мандарина. Ибо эти митинги и забастовки и не дают нашей власти забыть, кто есть истинный хозяин страны. И что у народа всегда найдутся средства против всяких там сатрапов и диктаторов!
– О каких сатрапах вы говорите, мистер Ганн? Вот вы в своей пылкой речи в защиту демократии сами неосторожно упомянули о корпорациях как финансово-политических институтах представляющих через собственные интересы также и интересы большого количества граждан страны. Разве нет? Так вот у нас – то же самое! Один к одному! Только наши корпорации – это «красные»! Целые семьи, кланы. И каждая из семей контролирует строго определенный сегмент властной пирамиды и традиционно закрепленный за ней сектор экономики. Именно поэтому, кстати говоря, приход к власти жены усопшего Правителя мог катастрофически нарушить баланс сил – как во власти, так и в экономике.
