– Ну-у… – протянул Губкин. – Сколько патетики! Впрочем, ведь вы литератор… Так вот, дорогой Иван Игоревич, я убиваю не женщин, а преступников, врагов нашего государства, тоже простите меня за громкие слова. Собственно, это даже делаю не я, а официально приставленные люди. Я лишь пользуюсь побочным, так сказать, результатом их деятельности. Я должен обезопасить это месторождение, единственное, может быть, на планете. Эта кровь, пролитая в него, не даст вирусу уничтожить наш последний шанс. Сейчас мы уедем, но скоро вернемся. Привезем на дирижаблях оборудование, развернем здесь настоящую нефтедобычу. Возродится ваш город, а затем поднимется и страна. Видите, я даже смерть использую во имя жизни! А вы говорите… Теперь-то вы понимаете, что я действую во благо страны и народа?
Снова выглянула луна. Профессор смотрел на меня с легкой укоризной, как на вернувшегося блудного сына, и мягко улыбался из-под усов. Я приподнялся, насколько мог, и ответил:
– Благо народа, построенное на крови, то же, что ваша нефть, влитая вместо крови в вены больному. Я презираю такую страну и не собираюсь в ней жить.
Я отвернулся. Губкин помолчал, вздохнул и сказал:
– Значит, вы предпочитаете смерть? Ну что ж, дело ваше. Что бы вы ни говорили, мы живем в свободной стране. Право выбора есть у каждого. Только простите меня великодушно, никогда самолично не приходилось этого делать. Боюсь, как у специалистов не выйдет. Может, будет немного больно.
Я скосил глаза. Профессор встал и поднял что-то с земли. Затем подошел ко мне, наклонился, и я разглядел в его руке нож с широким и длинным лезвием. Такой же, что висел на поясе у военных. Скорее, один из них. Нож был выпачкан черным. Конечно же, так выглядела при лунном свете кровь, но мне отчего-то подумалось, что это нефть.
Губкин неуклюже замахнулся. Я невольно зажмурился, приготовившись к боли. Последней боли в моей жизни. Но удара я так и не дождался. Вместо этого я услышал странный свист, а вслед за ним – хрип. Рядом со мной что-то грузно упало. Я открыл глаза. Губкин лежал навзничь у самого края скальной трещины. Его голова была запрокинута и свешивалась над черной расщелиной. А в горле профессора торчала… стрела. По ее древку из раны стекала кровь и тоненьким ручейком падала в темноту разлома.
Я, словно завороженный, смотрел и смотрел на этот ручеек, и в моей голове, который раз за минувшие сутки, не было ни единой мысли.
Из ступора меня вывела автоматная очередь. С места нашей стоянки послышались крики, снова раздались выстрелы. Там явно случилось нечто неординарное, вряд ли такой переполох могла вызвать сбежавшая девушка. И эта стрела…
Внезапно я почувствовал, как моего запястья коснулось что-то холодное и твердое. Рывок – и руки мои оказались свободными. Тело затекло, и быстро повернуться у меня не получилось. А когда я все же смог это сделать, мои ноги тоже были на свободе. Передо мной стоял странный длинноволосый человек. Его голое тело блестело в свете луны. Прикрыты были лишь бедра.
– Здравствуй, Иван, – сказал он смутно знакомым голосом. – Как дела?
– Здравствуй, Данька! – Мое подсознание сработало быстрее путаных мыслей. – Нормально дела. Чуть не умер вот…
– Не умер же!
– Я и говорю: нормально.
С горем пополам я поднялся на ноги, и мы обнялись.
– Что там происходит? – мотнул я головой в сторону редкой уже стрельбы.
– Да там уже все произошло, я думаю, – сказал Данька. – Все нормально, не переживай.
