– Вообще-то поршень менять надо, – объяснял Сережа с придыханием, ловко работая где отверткой, а где плоскогубцами. – Но первое время и такой послужит.
Пока мужчины занимались ремонтом, Ульяна с Верунькой потихоньку секретничали. Выбор Веруньки Ульяна одобрила, но строго наказала:
– Смотри, только в главном ему не уступай!
– В чем это, в главном? – не понимала Верунька.
– Ну ты что, дурочка совсем? – улыбалась недоверчиво Ульяна. – Совсем не понимаешь?
– Нет, – мотала головой Верунька.
– Ну, как тебе объяснить… Одним словом, с парнем все можно, только в постель с ним не ложись. Поняла?
– Да ты что, Ульяна?! Да Сережа… он такой хороший… добрый… что ты! Он меня не обижает.
– Честно?
– Честно.
– Смотри какой, – усмехнулась Ульяна. – А все равно будь осторожна. Уж больно он мастер на все руки. Не по годам умелый и серьезный. Да, видать, и опытный.
– Что ты хочешь сказать этим?
– А то и хочу, что ты – зеленая, а он калач тертый.
– Тс-с… – Верунька приложила палец к губам: на кухню возвращались мужчины.
– Ну, теперь бачок в полном ажуре! – произнес Сережа, довольно потирая руки.
– Вот спасибо, – еще раз поблагодарила Ульяна. – Значит, на будущее договорились: если что понадобится – приглашаем Сережу, так?
– Точно, – подтвердил Сережа.
В дальнейшем разговоре ничего особенного не было, да и просидели гости недолго: еще минут десять-пятнадцать. А там и засобирались домой, в общежитие. Правда, один раз, из вежливости, Верунька поинтересовалась у Гурия (он сидел за столом неулыбчивый, серьезный, сосредоточенный на чем-то своем, будто отрешенный от всего мира):
– Трудно быть художником, дядя Гурий?
– Опять ты за своего «дядю»? – укорила ее Ульяна.
– Художником? – задумался Гурий. – Я не художник. Далеко мне до художника, ребята.
– Как же? – не поняла Верунька. – Вон у вас сколько нарисовано…
– И, правда, старик, брось скромничать, – обронил Сережа. – Художник – значит художник. Скажи лучше: много заколачиваешь?
– Не в этом дело, – вздохнул Гурий. – Не в деньгах дело. Жить надо по-человечески. Вот что главное. А мы не живем. Не умеем жить по-настоящему. Все только готовимся; а потом глядь – и нет нас.
– Философствуешь много, старик. Базар разводишь. Смотри на жизнь проще, – подсказал Сережа. – Смотри в корень!
– Вот-вот, – согласился Гурий.
Но весь этот диалог прошел незамеченным; Ульяна только немного поморщилась: терпеть не могла, когда заходили разговоры на отвлеченные темы. Тут у Гурия не заржавеет: красивые и умные словечки он говорить мастак. А вот кран починить, унитаз отремонтировать – тут художников сразу нет, тут нужны люди мастеровые, не болтуны. Вроде Сережи.
Кстати, когда гости ушли, Ульяна так и сказала Гурию:
– Вот они, мужики настоящие! Один раз пришел – и сразу все починил. А ты? Годами исправить ничего не можешь.
– Да, да, – согласившись с женой, невнятно пробормотал Гурий. – Это ты верно говоришь, верно… – и, как тень, исчез в своей комнате: так ему вдруг захотелось набросать на бумаге лицо Сережи, кудрявую его голову, улыбку. И уверенность жестов, и жесткость характера. И как-то совсем не вязалась рядом с ним Верунька Салтыкова. Или он ошибался, Гурий?
В феврале, накануне праздника, Сережа с Гурием нос в нос столкнулись в винном магазине на улице Георгия Георгиу-Дежа.
– О, старик! Здорово! С наступающим тебя! – Сережа, не жалея молодецкой силы, крепко пожал Гурию руку.
