Самым удивительным в спортивных успехах отца Хью кажется то, что они совсем его не изменили. «Спустя много лет я вспоминаю, как он был судьей на средней линии на Уоллингтонской регате. Он целый день сидел под крохотным тентом на ужасающей жаре. У ног стоял термос и коробка с бутербродами с сыром, а другие раздавали награды в клубе и гуляли на банкетах. Он много получил от гребли и считал себя обязанным вернуть долг. По моим словам, вам может показаться, что он был ханжой, словно целый день на гонке был проявлением добродетели. Но это совсем не так. В нем не было добродетели. Но, ей-богу, он был очень благородным человеком!»
Спустя много лет Хью вспоминает, как ходил со своим стариком на реку, и тот давал ему советы по гребле. «Я греб вместе с ним. Иногда мы вместе выходили на лодке. Он был невероятно сильным, и сдерживать эту силу было нелегко».
Позднее, после получения золотой олимпийской медали, Рэн вместе с Патрицией и двумя дочерьми вернулся в Британию, где ему пришлось искать работу, чтобы содержать семью. Хью рассказывает: «Он вернулся, ему было сорок, у него была университетская степень. И он думал: «Что же теперь делать?». И хотя на руках у него было двое детей, он поступил в медицинский институт с девятнадцатилетними мальчишками». Хью поражается силе воли отца. «Сегодня это кажется немыслимым. Но после войны было множество людей, которые победили Роммеля в Северной Африке, а потом вернулись продавать страховки или полностью сменили род занятий и начали новую жизнь».
Рэн действительно начал новую жизнь. В 1954 году отец Хью стал квалифицированным врачом и тридцать лет работал терапевтом в Блэкберд Лейс – поселке, построенном для рабочих завода «Бритиш Лилендс Каули» близ Оксфорда.
Лори вспоминает один странный случай, который произошел, когда он находился рядом с отцом во время врачебного обхода. «Я пошел по вызовам на дом вместе с ним, – вспоминает Хью с кривой ухмылкой. – Обычно я сидел в машине, пока он в доме вскрывал фурункул или делал что-то еще. Я помню, как дома отвечал на звонки для него. В те дни еще не было автоответчиков. Я был настоящим сыном своего отца, и прежде чем я успевал сказать «это не доктор», люди уже выпаливали: «Доктор, слава Богу! Все взорвалось. Я не могу это остановить…». Мне не оставалось другого выхода, как только… ну, понимаете… скажем, успокаивать их. Представьте, что вы подросток. Вам хочется внимания. «Что ж, похоже, вы поступаете правильно, – говорил я. – Да, да, все будет хорошо. Перезвоните, если отек усилится». Насколько я помню, я не потерял ни одного пациента».
Сегодня Хью терзается чувством вины за то, что за одну серию, в которой он играет фальшивого доктора, он получает больше, чем большинство настоящих врачей зарабатывает за несколько лет. «В моем деле есть особый аспект. Я часто думаю о своем отце, который был настоящим врачом. Так странно, что за имитацию его работы я получаю больше, чем он за реальную работу. Надо же! Это неправильно. За неделю он явно вылечивал больше пациентов, чем я».
Хью добавляет: «Мой отец был действительно хорошим врачом. Он свято верил в клятву Гиппократа. Он обладал нежной душой. Если каждый сын станет пытаться жить, как его отец, это будет скучно. Но я слоняюсь тут с трехдневной щетиной, потому что этого требует роль, и притворяюсь доктором, тогда как мой отец работал по-настоящему и очень хорошо».
