«И так ясно, что будет», – подумала Мила и тоскливо оглянулась на очередной порыв ветра, не видно ли кого-нибудь еще поблизости, и есть ли возможность спасения.
– Первый раз вижу alter ego, которое ничего не спрашивает и не просит, – продолжал черт.
– В каком смысле? – выдала из себя Мила, как будто бы снова опомнилась от мрачной отрешенности сна.
– Ну, как, в каком? – рассуждал вслух незнакомый голос. – Удовольствия там разные. Слава, – он слегка зевнул и снова перекинул ногу за ногу, а потом вдруг приосанился, весь выпрямился.
«Заботливый какой», – лихорадочно думала Мила, пытаясь сконцентрироваться. «Все равно ведь задушит, пристукнет. На балу своем так и сделает. Даже не станцует. Пришьет поленом, кровь выпьет, даже не вспомнит».
– Любви хочу, – выдавила из себя Мила неуверенно. – Романа и любви. И сегодня ее и хочу.
– Угу, – слегка оживился черт и заговорил быстрее. – Врешь ты все, не хочешь даже этого.
– Хочу! – Мила привстала, как будто бы почувствовала внутри что-то наподобие огонька, тепла, даже энтузиазма. – Здесь и сейчас хочу!
Она живо почувствовала прилив крови к голове, радужные мысли как будто бы сами врезались ей в мозг, согревая теплом организм, схлопывая и расталкивая таинственные миры бесконечной вселенной внутри.
– Хочу славы, любви и вас, – наконец, выпалила она, на всякий случай прибавив желание «хочу черта», чтобы не обидеть, и, ощущая бурный прилив молодости, вскочила, подпрыгнула и снова села на подоконник.
– А меня-то зачем? – черт округлил глаза как по заказу, прямо выпучил их, даже стал на инопланетянина похож чем-то, правда, на какой-то только момент.
– Меня-то зачем? Мне – триста лет! – продолжал он вразумлять ее уже более спокойным голосом, как-то заботливо и трогательно улыбаясь.
– А хочу вас просто так, за компанию! – Мила оживленно болтала ногой, слегка подпрыгивая на месте.
– Хорошо, – черт, казалось, тоже слегка оживился, и даже повеселел теперь. – уже лучше, что ты хоть чего-то и хоть кого-то хочешь. Только ты обязательно должна….
– Я вам ничего не должна! Кому-кому, а вам совершенно ничего не должна! – отчетливо повторила Мила, вновь ощущая ниоткуда взявшееся тепло внутри, которое теперь было совершенно бесконечным, странно фатальным и еще более удивительным. Теперь она уже внимательно присматривалась к нему, своему странному спутнику, вновь хотела понять, о чем он думает, что его так волнует, почему он так трогательно просил вначале о чем-нибудь его спросить.
Был он немного расстроенным, даже романтично грустным, потом стал задавать все эти вопросы свои глупые, как ей показалось, а потом вдруг как-то повеселел неожиданно, приободрился. Мила вновь и вновь чувствовала совершенный прилив сил, радость, нежность, все одновременно, что вдохнулось ей в душу, буквально за несколько минут.
Ей ужасно захотелось, чтобы он был не просто чертом, а даже вампиром, или кем-нибудь этаким еще хуже, из старинной сказки. Она вспомнила, как в редакции ей когда-то долго рассказывали о том, как нужно у сатаны целовать на балу колено, что это не всегда колено, но там рана дикая всегда, глубокая и страшная, а целовать ее все равно нужно, и нужно – долго, и что она, эта рана никогда не заживала и никогда не заживет, если только она, Мила, сама три раза не умрет, не оживет, и не искупает этого чертика странного в крови собственной.
«Проснуться бы скорее на балу», – думала Мила, вновь ощущая уже не тепло, и истомину какую-то, испарину даже, по всему телу.
