И это взойдёт - страница 13
Усадьба поистине царская: на пятидесяти гектарах правильного, почти прямоугольного участка есть все, чего можно желать от загородной жизни. Перед крыльцом особняка раскинулась небольшая парадная площадь, окруженная цветником, из которого мочалками торчали сухие прошлогодние стебли, и только пыжиковые шапки овсеца голубели среди них. Фасад дома смотрел на просторный луг с прудиком. По мере удаления от дома газон плавно превращался в регулярный садик, натыкавшийся на стену липового боскета. В этом просторном, пока еще не зазеленевшем кабинете спрятались цветники (пыльные и даже местами притоптанные). Красные гравийные дорожки изобретательно и симметрично петляли, сходясь у противоположной стены боскета и ныряя в узкий проход. Тут нарочитая рукотворность внезапно заканчивалась, и дорожки разбегались среди золотистых сосновых стволов, будто весенние ручейки. Все было задумано весьма профессионально, но выглядело запущенным – такое впечатление, что прошлым летом или чуть позже садовник заскучал и махнул на работу рукой. Со стороны левого крыла дома и въездных ворот участок охраняли сосны, а от правого крыла вдоль всего луга тянулась старая липовая аллея. Ее отделял от домиков обслуги сосновый лесок.
Задняя часть дома смотрела на вишневый сад, голенький и трогательно влажный. Почки уже набухли, как губы, готовые к поцелую. Сад опоясывала мощеная дорожка, к которой, как ключи к связке, цеплялись многочисленные тропинки. Тропинки эти вели в лесную часть усадьбы, удивлявшую и забавлявшую хаотичностью. Здесь на тебя внезапно выскакивала куртина сирени или акации. Посреди леса вдруг возникал боскет, обсаженный разросшимися старыми стрижеными деревьями. Симпатичные солнечные полянки, беседки и нетронутые участки леса не спорили между собой. Все увиденное мне нравилось.
Наконец я добрела до самого дальнего края участка. Здесь старая березовая рощица отступала под натиском набирающих силу молодых елей. Угол был не то чтобы совсем заброшенный – видно, что еще пару лет назад за ним весьма тщательно ухаживали: убирали валежник, прореживали молодую поросль, выпиливали старые и больные деревья. Но сейчас там и тут виднелись сломанные ветром ветки и поваленные бело-черные стволы… И прорвавшиеся через многолетние слои преющей листвы пирамидки елочек. Прорезавшаяся дикость.
Я вытащила лопатку, чтобы разгрести жухлую листву и зачерпнуть пробу почвы для исследования кислотности. Внезапно почудилось, что кто-то стоит за высокой, прижавшей к земле мускулистые лапы елью. Там подпрыгнула ветка, посыпался мокрый шорох. Страх, будто глоток горячего чая, отрезвил меня и заставил оцепенеть.
Я оглянулась, но никого не увидела. Присела. Добираясь до почвы, принялась соскабливать влажные, будто спитая заварка, прошлогодние листья и иголки. Слегка покачнулась, опьяненная сырыми запахами весенней земли, полившимися на меня, как только я склонилась к темной, старой, казавшей войлочной траве.
«Нет, не здесь», – сказал какой-то чужой голос в голове. Я встала, оглянулась, недоумевая – куда мне идти? И тут же поняла куда – впереди забрезжило пятно света. Вышла к аккуратной полянке размером с половину волейбольной площадки. Напыжившиеся елочки плотно обступили ее края, будто очевидцы – место происшествия. А в центре… «Ой!» – не удержалась я и даже, кажется, хихикнула, глядя на то, что громоздилось в центре полянки. Видимо, это замысливалось как альпийская горка. Разномастные камни выстроились друг за другом паровозиком и посеменили спиралью от внушительного валуна, в котором мой насмотренный глаз сразу узнал пустотелую конструкцию из искусственного гранита, какой обычно закрывают канализационные люки. Ну какую же убогую фантазию надо иметь, чтобы воткнуть в центр композиции этакую дрянь и дешевку, которую обычно стыдливо прячут по незаметным углам? Расползающаяся улиткиным домиком каменная братия шагала как пьяная. Булыжники разбегались друг от друга и заваливались на бок. Сухие плети «бабушкиных» цветов торчали среди каменюк старыми мочалками. Они соседствовали с модными, «положенными» альпинарию сортами молодил, уже высунувших туповатые мясистые носики из серой паутины прошлогодней травы.