– Тань, представляешь, Светка сбежала из дома! Удрала от мужа своего ненормального. Босиком, в одной ночнушке. Таксист её пожалел, бесплатно ко мне привёз. Пусть она у тебя поживёт, а? А то у меня даже спать негде, а у тебя всё-таки две комнаты.
У меня две комнаты и телефон со слишком громким динамиком. Я вижу, как Лёня открывает рот, словно собирается задать вопрос, и тут же его закрывает. Как он подходит к двери в мамину комнату, толкает её. Как я подлетаю, захлопываю дверь, приваливаюсь к ней спиной. Как будто в этой комнате с нами что-то может случиться.
И случается: Лёня срывается с места, не прощаясь. Секунда, и я уже слышу его быстрый топот на лестнице.
Он знал, что я живу одна с тех пор, как умерла мама. Но о том, что мамина комната закрыта, не знал никто. Лёня думал, это дверь в кладовку. Когда-нибудь я бы ему рассказала.
Мы как раз обсуждали совместную жизнь. Он предлагал варианты, я в ответ мычала невнятицу, рассчитывая, что если не очень поддерживать разговор, то он скорее закончится. Обычно так и бывало, но в этот раз Лёня, видимо, решил обязательно добиться ответа. Любого. Не помню его таким настойчивым. Мы планировали съехаться, но решили, что вдвоём в однушке тесно, невозможно уединиться. А вот если каждый сдаст свою квартиру, говорил он, мы сможем снять двушку. В этот момент и позвонила Ирка.
А следующим вечером я получаю сообщение в личку Фейсбука.
*
Он читал, что некоторых людей накануне дня рождения, как говорит молодёжь, «колбасит», и теперь сразу узнал это ощущение: тоску о том, чего уже не получить, перемешанную с надеждой на то немногое, что ещё возможно. 60 лет – не старость, бодрился он, я здоров, могу работать, могу ещё многое создать!
Работать – вот что ему всегда удавалось. А ещё?
Эти пейзажи за окном и в юности нагоняли тоску, а уж теперь… Электричка пустела, с каждой станцией в вагоне становилось тише. Ноябрь не подходит для поездок на дачу, но он не собирался ждать лета и возиться с ней – сдавать, как ему советовали. Хотелось быстрее разделаться с этой частью жизни. Избавиться от дачи, продать хоть по цене земли. Он не чувствовал тяги к природе. Ему нужен был город!
Он не был здесь больше 30 лет. В Москву приезжал, конечно, на научные конференции, но редко оказывался за пределами кольца. Давно обосновался в Питере – тогда ещё Ленинграде, туда же перевёз родителей. До этого пожил в Киеве, до Киева – в Ярославле. Он любил Москву, но всё больше её забывал.
Он похоронил отца, через год – мать. У него не было ни сестёр, ни братьев, а стало быть, и племянников. Первая жена не смогла иметь детей, вторая не захотела. У неё уже были две дочери. Эти девочки не стали ему родными, и с женой он вскоре разошёлся.
Возможно, он плохо старался? Он часто об этом размышлял и не находил ответа. И не находил ни одного шанса попробовать снова. 60 лет! Нет, это не время создавать семью. Оставалось работать.
– Лёша? – Ему в лицо заглядывала какая-то женщина. Он повернул голову в её сторону, выпрямился, подобрался. Кто она? Память ничего не подсказывала.
– Не узнаёшь? А я тебя сразу узнала! Ты совсем не изменился, только поседел. Я Оля, подруга Марианны. Помнишь её?
Он помнил. Он ещё жил в Москве, встречался с ней несколько месяцев, и ему даже казалось, что это любовь. Потом его перевели в Ярославль, Марианна не отвечала на письма, и постепенно всё забылось.
