Мне захотелось ответить, что у Лукаса так много уроков, что он, конечно, мечтает приехать, но у него совсем нет времени. Но вместо этого я промямлил:
– Не знаю.
Откровенно говоря, я был почти уверен, что Лукас не хочет ничего подобного, но не мог же я прямо заявить об этом деду.
– Скажи ему, что я жду его в любое время. Пусть он знает. Меня всегда огорчало, что вы, родные братья, живете врозь. Жизнь так распорядилась. Тогда, много лет назад, я был против того, чтобы они разделили вас. Братья должны расти вместе. «Не разлучай их, – сказал я Дугу. – Всегда будь с ними обоими, не оставляй их. Если вы их разделите, одного из них ты точно потеряешь. Пусть лучше оба живут с ней, только не разделяй их». И что же? Он не послушал меня, и получилось, как я говорил.
– Дед…
Он не отозвался, некоторое время хмуро смотрел в камин, потом пробурчал, не глядя на меня:
– Знаешь, Ваджи, я рад, что ты у меня есть.
– Хм. В принципе, я тоже.
Мы сидели молча, покуривали свои трубки и оба смотрели в огонь, как там все меняется, как огонь лижет березовую кору. Дед почесал бороду и вдруг пристально глянул на меня поверх очков.
– Настоящий Мак-Грегор, – сказал он. – Ты. Настоящий. Плоть от плоти. От этих камней и туманов. Корень от корня. Ты думаешь, старик напился виски и пока еще не протрезвел?
Я с удивлением смотрел на него. Не так уж часто он позволял себе сказать сразу столько слов подряд, но мысль о виски не приходила мне в голову.
– Когда она сказала, что хочет, чтобы ты учился в Оксфорде, я согласился сразу, – продолжал он хмуро. – Дуг поначалу прочил тебя в Эдинбургский университет, а я говорил, что университет есть и в Стерлинге и ничем не хуже других. В конце концов, я там учился. Ты бы жил в двух шагах от Троссакса и мог бы проводить здесь сколько угодно времени. Но как только она предложила, чтобы ты приехал в Оксфорд и жил у нее, я сразу сказал Дугу: «Пусть она думает, что дело в деньгах, будто то, что она оплатит половину стоимости твоей учебы, решит дело». Ты ведь тоже так думаешь, Ваджи? Думаешь, ты учишься там потому, что старый скупердяй Алистер не пожелал раскошелиться на твою учебу в Эдинбурге?
– Если честно, что-то в этом духе я и думал, – сознался я. – Но мне так сказал отец. И Джоан. Она тоже не раз давала мне это понять. И не то чтобы я жалел, что учусь там. Мне нравится.
– Мне казалось, будет неплохо, если ты и Лукас какое-то время проведете вместе. Это не восполнит прошлых лет. Но когда родные братья встречаются только по праздникам и в дни каникул – это неправильно.
Я был удивлен. Я молчал, не зная, что сказать.
– Ты говоришь с ним о маноре, о нашей жизни здесь? Вы разговариваете?
– Дед, – сказал я. – Прости. Мы почти не общаемся, если честно.
– О ваших предках, – продолжал он, – об истории этого дома? О Ласар Гиале? О католичестве? Когда ты ходишь к мессе, ты берешь его с собой? Он ведь крещен в католичестве, как и ты.
Я покачал головой.
– Прости.
Он тяжело вздохнул и замолчал, глядя в огонь.
На дворе уже совсем стемнело. Снова пошел снег, за окном, подсвеченные нашей лампой, летели и летели снежные хлопья.
– Три года назад, когда Лукас приезжал, я провел его по всему манору, показал Арсенал и часовню. Но ему было не интересно. Он все время смотрел в свой этот, как вы его называете, айфон, что ли? Я хотел рассказать ему о Стюартах и Мак-Грегорах, которые жили в этих местах бок о бок. О том, как здесь, в часовне Святого Колумбы, тайно, под угрозой смерти, служили мессу каждое воскресенье в то время, когда у власти был Кромвель и его банда. Но я просто понял, что он не слушает меня, и замолчал.
