– Знаете, Всезнайгель, – осторожно начал солдат, – я бы на вашем месте не стал его оживлять. Вы его не любите; он вас, я знаю, боится и ненавидит. Короче, нужно ли изводить себя лишний раз?
– Логично, – кивнул колдун. – Как-нибудь позже.
Лавочкин едва сдержал вздох облегчения.
Маг продолжил осмотр. Он подбирал с пола какие-то книги, листал их, бросал обратно в лужи. Несколько фолиантов Иоганн бережно положил на столик, который Коля поднял и поставил на ножки. К отобранным книгам добавился ворох свитков. Еще пяток вещиц, которые солдат условно назвал талисманами, Всезнайгель собрал в центре стола и накрыл тряпицей.
От нечего делать Коля принялся поднимать зачарованных людей и расставлять их рядами. В одной из ниш он обнаружил большую кровать. Здесь Марлен-Белоснежка спала.
– Ну и мы тут подрыхнем, – обрадовался Лавочкин.
Он бросил вещмешок на маленький комод, приютившийся у изголовья кровати, разулся и плюхнулся на покрывало. Мягко, удобно, замечательно…
Глаза сами собой закрылись, солдат заснул.
Разбудил его Всезнайгель.
– Это правда? – орал колдун. – Отвечай!
Коля спросонья не сразу понял, с какой стати маг так кипятится.
Проморгавшись, парень увидел прячущего лицо Шлюпфрига, только не в образе пса, а в облике юноши. Человеческая стадия Шванценмайстера проявлялась по ночам, днем он существовал в собачьей.
Значит, разболтал.
– Чего вы хотите, Иоганн? – Лавочкин постарался говорить как можно спокойнее.
Тихий вопрос слегка усмирил гнев колдуна.
– Ты целовал мою дочь.
– Во-первых, не я ее, а она меня, – медленно сказал рядовой. – Марлен хотела досадить вон тому фрукту.
– Это так? – спросил Всезнайгель Шванценмайстера.
– Я думаю… По-моему… Вероятно… Да, – вибрирующим фальцетом ответил юнец.
Иоганн переключился на Колю:
– А во-вторых?
– Во-вторых, такое в нашем возрасте случается, – развел руками солдат. – Марлен нравится целоваться.
– Ты хочешь сказать, она тебя спровоцировала? – угрожающе прорычал колдун.
– Спровоцировала?! На что? – Лавочкин понизил голос почти до шепота.
Он впервые столкнулся с феноменом под названием «чересчур ревнивый отец». Было страшно и – интересно.
Всезнайгель буквально исполосовал парня гневным взглядом. Потом потер ладонью лицо, отвернулся.
Постояв около минуты, Иоганн отмер:
– Тебе, кобелина, прощено.
Шлюпфрига перекорежило. По его телу пробежали судороги, юнец упал, задергал руками и ногами, выгнулся коромыслом, обмяк… Затих.
– Ох… – просипел наконец он. – Ох…
– Маркиз фон Шванценмайстер Шлюпфриг собственной персоной, – едко прокомментировал колдун. – Как низко ты пал, маркиз. Встань.
Коля сидел на постели и тупо смотрел, как Шлюпфриг поднимается с пола.
Облик маркиза претерпел изменения. Юнец стал старше, возмужал, прибавил в росте. Встав на ноги, бывший Пес в сапогах принялся озираться.
– Зеркало ищем? – усмехнулся Иоганн. – Боюсь, единственное разбил твой друг.
– Как я выгляжу, Николас? – спросил Шлюпфриг.
– Псом ты мне больше нравился, – оценил солдат.
Всезнайгель ткнул пальцем в грудь экс-пса:
– С рассветом мы уйдем. А ты можешь оставаться здесь или валить отсюда на все четыре стороны. Главное, никогда отныне не попадайся мне на глаза.
– Но…
– Ни слова. Иначе, сам понимаешь, собачья шкура, башмаки, а по ночам – вид сосунка.
Шлюпфриг непроизвольно отстранился.
Иоганн пошел обратно, к столу:
– Кстати, Николас, пока ты спал, я обнаружил любопытный предмет. Хочешь полюбопытствовать?
