– Пока мы в замке, врагу нас не взять. Из замка один выход, но и вход один. Врагу здесь не развернуться. Мы должны сохранить Книгу, в ней Истина, в ней Свет Веры грядущим потомкам, над ней не должны надругаться те, кто отошли от веры в Истинный Свет. Враг слишком многочисленен, наши гарнизоны пали. Я еще три месяца назад отослал письмо Базилевсу с просьбой о помощи и вчера я получил ответ, что к нам будет направлен отряд тяжелых ратников с летучей конницей и с ними Волхв, меняющий предначертанное. Нам надо продержаться до их прихода месяц, может быть, два, – он оглядел рыцарей, понимая, что сейчас он в меньшинстве, и даже самому это решение не по нраву и дается с большим трудом.
Еще полгода назад казалось, что они смогут переломить ситуацию, подавить бунт, если вовремя подоспеет подмога. Гарнизоны, расставленные по всему Руссильону, давно уже не получали ни денег, ни подкрепления. Он вспоминал, как это было раньше: каждый год из центра приходил новый отряд рослых, подготовленных воинов, закованных в булат и сталь, неутомимых как в пешем, так и в конном строю. А старые воины получали отставку и те, кто получил увечье, тот брал монашеский постриг, а кто был еще в силе, просто шел на вольные хлеба, с отрядом уходили домой, грезя заливными лугами, покосами да пахотой, раскидистыми дубовыми да березовыми рощами, квасом да щами.
Последний отряд стариков покинул гарнизон три года назад, а замена ему так и не пришла. Что-то непонятное стало твориться в столице. Смутные нехорошие слухи поползли, впрыснули в душу отраву о случившейся измене, о тяжелой болезни Базилевса, мол, немощным стал, не способным править, а наследник, мол, мал еще. Вот и ответ пришел не за его подписью. Ну да наше дело ратное – службу нести по охране рубежей. Да только непробиваемая стена отчуждения между насельниками и служивыми образовалась. Все дело в вере. Извратили они веру, исковеркали язык, дали волю папскому престолу. Те вроде и говорят всё правильно, да только истинный смысл искажается. У нас каждому мальцу это понятно, а ведь им не объяснишь. Замкнулись в себе, нашу исконную веру ересью объявили, инквизицию придумали, на кострах жгут тех, кто в истинной вере тверд.
Уже три года как связь с центром разладилась. Кто-то стал перехватывать нарочных. Мыслимое ли дело воспрепятствовать исполнению военного приказа. За это полагается смерть. Только концов теперь не найти. Глухой ропот недовольства разъедает лояльность местной знати, крестьян, ремесленников. И кто-то стоит за всем этим: за ропотом, за назревающим бунтом, кто-то властный, обретший силу. Собрали было отряд, и каждый гарнизон выделил почти половину своих ратников, выступили, хотели показным маршем продефилировать по самым неспокойным провинциям, и если бы не предательство и убийство из-под полы герцога Руссильона, вставшего во главе отряда, смогли бы усмирить недовольных.
Вот такие невеселые мысли. Да разве выскажешь это всё?
Рыцари стояли в хмуром молчании, опустив головы. Старые, закаленные в боях, на каждого можно положиться. Ждали решения, верили в него. Жила еще в них надежда на лучшее.
«Нас слишком мало. Двенадцать рыцарей да полсотни пеших ратников, а против нас целая армия, собранная сюзеренами обманным путем», – не сказал, про себя подумал, а вслух вместо этого произнес:
– Готовьтесь к осаде. Определите караулы на стены и к воротам. Всех, кто может держать оружие, снабдить и передать под опеку воинов. Остальным определить род занятий, кто чем может быть полезен. Провианта нам хватит на несколько месяцев, чистая вода есть во внутреннем источнике, будем ждать подмоги. С нами Истина и Свет.
