Увечья ее и были их главным доходом: взяв Ахмадуллу за руку, они ходили по деревням, собирая милостыню. Ахмадулла быстро смекнул правила игры, он имел талант жалобно плакать, причитать и пританцовывать – этим он мог растопить любое сердце. Иной раз возвращались они домой с солидным узелком добычи – яйца, корот, лепешки, кусок сахара – можно было пировать. Между делом родился у них сын Мансур, которого они тоже таскали с собой. Так продолжалось то тех пор, пока однажды Ахмадулла не вернулся домой с узелком серебряных монет. Где он их раздобыл и сколько их там было, никто не знает. Однако жизнь после этого в их семье круто изменилась.
Первым делом, Ахмадулла справил всем новую одежду, купил самовар и печку-буржуйку, лошадь и две козы, корову тоже купил, но доить ее было некому. Да и кормить ее хлопотно, а однажды, забредя в соседский огород с картошкой и обьевшись картофельной ботвы, корова умерла от вздутия живота. «Или соседи отравили?» – любил повторять Ахмадулла. От горя ли за корову, а может еще от чего, вскоре умерла и жена. Ахмадулла же переживал недолго. Быстро распродав всю живность, прихватив сына, пропал из села. Много лет спустя, сын его – Мансур вернулся в деревню с женой Сибаркой. О том, где они были и где пропадали молчал, пил и жену бил нещадно.
Поселились они в заброшенной избушке на краю села, кормились подрабатывая у селян: кому сена помочь заготовить, кому скотину пасти. Работники, к слову, они были не сильно хорошими, от того приглашались не часто, в общем жили отнюдь не на широкую ногу.
Но тут времена изменились: советская власть пришла с раскулачиванием. Вот и пригодились все артистические качества Мансура, позаимствованные от отца – он мастерски умел перевоплощаться и, если раньше ему удавалось убедительно плакать, теперь он убедительно рычал, топал подбитым каблуком кирзового сапога и надо-не надо распускал руки. Досталось всем сельчанам, к кому он ходил подрабатывать, всем, «кто не оценил его по достоинству» и, увидев в нем лентяя и лодыря, перестал к себе приглашать.
Он быстро вступил в отряд революционеров во главе приезжего старшего и наступили в ауле тяжелые времена.
«Дети за родителей не отвечают» – плакала Хабиба, вспоминая слова своего отца перед смертью, когда от удара топора он упал навзничь, а быстро подбежавшая чтобы помочь отцу, Хабиба встретилась глазами с Мансуром.
– Не трогай, Мансур, отпусти ее, хватит тебе и моей смерти – умолял отец умирая. Дети за родителей не отвечают. И смерив Хабибу долгим пронзающим взглядом, Мансур опустил зависший над ней окровавленный конец топора, – Живи! Дарю тебе жизнь! Сегодня я щедрый! – сказал Мансур и направился к выходу, по пути прихватив мешок с награбленным.
Не смогла отказать Сибарке Хабиба, это ж было последней просьбой ее перед смертью, забрала Гимрана к себе, отмыла, накормила, справила какую-никакую обновку – вот и будет у нас еще один сын, решила она. Главное, теперь как же мужу об этом сказать.
Муж был на фронте, а когда вернулся с войны, через два года, Гимран, освоившись, весело носился по двору, зажав между ногами палку, изображая скакуна на коне.
– Дети за родителей не отвечают, – молвила она мужу, перехватив его удивленный взгляд, – неужели мы отправим его в детский дом?
– Дети не отвечают, а мы в ответе за всех детей, – только и вымолвил Ахметгалей и обнял Хабибу, – на все воля Аллаха.
