– Ну да… – Тёма отодвинул пустую тарелку, выдул в два глотка компот.
– Ненавижу её. Прямо вот тут печёт, – Глеб несильно стукнул себя кулаком по груди. – Смотрю в эти её злющие зенки и… придушить охота.
– Слушай, а если тебе после отчисления снова восстановиться? Ты же говоришь, Игорь Матвеич с тобой нормально. Не призовут ведь тогда.
– Нееет. Думаешь, я не узнавал, не искал варианты? Я уже даже к юристам на консультацию ходил.
– И что выяснил?
– Да ничего хорошего. Если отчисляют по инициативе вуза, то хрен тебе, а не отсрочка, даже если почти сразу восстановишься. Потому, как только меня отчислят, так сразу и загребут. Как раз весенний призыв с первого апреля пойдёт.
– Так сессия у нас только в конце мая начнётся, протяни как-нибудь до июня.
– Так и призыв не три дня, а аж до середины июля. Так что я всяко попаду.
– А, мож, как-нибудь по медицине можно откосить? Есть же какие-то болячки, с которыми не берут?
– Болячки есть, у меня их нет.
– А изобразить?
– Ну там тоже не дураки сидят. Так бы все и изображали. Не, это дохлый номер.
– Мда… – Тошин склонил вихрастую голову, почесал лоб. – Ну тогда, Глебыч, замути-таки с дочкой Фурцевой. Терять тебе всё равно нечего.
– Да противно это как-то, – скривился Глеб.
– Пфф. Ты чего? Забыл, что ты у нас аморальный подонок? – хохотнул Тошин. – Ну так соответствуй. И потом, Глебыч, выбор-то у тебя невелик.
– Может, у этой дочки есть кто-нибудь…
– Когда это тебя останавливало? К тому же, сильно в этом сомневаюсь. Говорю ведь – страшненькая она. Пристально я её, конечно, не разглядывал, но и так видно… замухрышка, короче. Кто на неё позарится?
– Зашибись! Мутить с замухрышкой... Всю жизнь о таком удовольствии мечтал. Да она ещё и дочь Фурцевой, которую прямо ненавижу… Одно только это уже делает твою замухрышку в сто раз уродливее.
– Ну, не знаю. У тебя что, страшных тёлок никогда не было?
– Не было, – честно сказал Глеб. – Этот экстрим, знаешь ли, не по мне.
– Да-а-а, – вздохнул Тёма, – мне так-то тоже такие не сильно вставляют, но что делать? Слушай, Глебыч, а ты это… накати перед тем, как к ней подваливать. Дело легче пойдёт. И не так противно будет.
– Да фигня всё это. Поприкалывались и хватит. Ни с какой дочкой мутить я не стану, так что закрыли тему, – Глеб отодвинул стул, со скрежетом шоркнув железными ножками по каменному полу. – Я в общагу. Ты со мной?
Тёма Тошин быстро вскочил, подхватил пакет и потрусил следом.
13. 13
С Тошиным Глеба связывала двухлетняя дружба и общая комната в прошлом.
Тёма приехал из Братска и поначалу мыкался по съёмным углам. Потом с деньгами стало совсем туго, и он выпросил комнату в университетском общежитии.
Вообще-то, в середине года шансы получить койко-место ничтожны – всё давно занято. Разве только уповать, что кого-нибудь отчислят. Но Тошину тут не повезло, потому что никого тогда не отчислили. Однако удача улыбнулась ему в лице Глеба. И не просто улыбнулась, а приветливо распахнула объятья.
Глеб как раз чинил старый дисковый телефон в вахтёрском закутке, когда пожаловал Тошин. Тогда ещё растерянный, даже пугливый. Ступал осторожно, как сапёр, и затравленно озирался.
Вахтёрша, баба Тоня, как раз куда-то отошла, попросив Глеба: «Ты тут, сынок, присмотришь, хорошо? Я на пять сек».
И в этом Тошину тоже подфартило. Через кордон бабы Тони он бы не просочился дальше вестибюля, получил бы правдивый ответ, что места все заняты и был бы отправлен вон.
