Было все это со мной или только привиделось? Нервы – не к черту! Надо бы сегодня вечером вызвать фельдшера и облегчить кровь, – подумал я. А в комнате тем временем повисла гнетущая пауза.
– Мадам, – Холмс первым прервал это тягостное молчание, – я хотел бы сначала поблагодарить вас, за то, что вы, не посчитавшись с немалыми тяготами проделанного вами путешествия и, не оставив без внимания просьбу моего старшего брата Майкрофта Холмса, исполняющего в настоящее время чрезвычайно важные функции помощника при министре иностранных дел, любезно согласились посетить нас и, надеюсь, не откажете нам в любезности ответить на некоторые вопросы, которые я намерен вам задать? Это, мой друг и помощник доктор Ватсон. Инспектора Лестлейда, я надеюсь, представлять вам нет необходимости.
Безукоризненная вежливость Холмса ни в коей мере не компенсировала его ледяной холодности.
Я еще раз вежливо поклонился, Лестлейд у двери приподнял свое неизменное клетчатое кепи, достал блокнот, и дальше все время, что-то непрерывно строчил в нем на протяжении всей нашей последующей беседы.
– Благодарю вас, мистер Холмс, – начала графиня, и мы впервые услышали ее глубокий, полный достоинства, достаточно низкий, грудной голос. – Благодарю вас, сэр, за правильно выбранный и, единственно возможный в такой ситуации, тон нашей беседы. Ваша исключительная вежливость и, несмотря на известные вам обстоятельства, уважение к моему титулу и возрасту, заставляет и меня, со своей стороны, проявить в ответ максимальную откровенность в освещении интересующих и, к моему безграничному изумлению, откуда-то известных вам приватных событий моей жизни пятидесятитрехлетней давности. В своем письме ваш брат, сэр, Майкрофт Холмс, просьбам которого я, в силу известных обстоятельств, о которых умолчу, отказать никак не могу, написал мне, что вас интересует. А именно все то, что произошло в Петербурге в период времени заключенный между днем смерти, известной вам графини***, бабушки моего, ныне покойного мужа, графа Петра Александровича Томского, и вплоть до момента нашего с мужем отъезда из России в Англию, которую ни он, ни я, ни разу не покидали с тех пор. Сразу же хочу ответить и на поставленный им в письме прямой вопрос, – голос графини предательски дрогнул, но она справилась со своими чувствами и продолжала:
– Вопрос о существе того препарата, который был тогда применен. Этот флакончик привезли из Индии, и содержал он смесь некоторых одурманивающих алкалоидов, малых количеств яда кураре с добавлением вытяжки из каких-то восточных растений.
– Мы с Холмсом понимающе переглянулись.
– Единственно, что я хочу еще вам сказать, господа, чтобы окончательно закрыть эту тему, так это то, что события, о которых вам надлежит сейчас услышать, являются для меня самыми ужасными и трагическими на протяжении всей моей, богатой на разные превратности и, поверьте, непростой жизни. …Но в этом, господа, – голос ее опять дрогнул от волнения, – не люди, а теперь только Бог мне судья…
– А может и сам дьявол, – вдруг закончила она после небольшой заминки со странным смешком. И, если бы не заботы о Лизе – моей юной воспитаннице…
Голос ее задрожал еще сильнее, но она тут же взяла себя в руки, – а, впрочем, к делу, господа…
