И станешь ты богом - страница 10

Чудь уже расселась по лавкам, когда к ним из-за занавески выглянул ещё не умытый, хмурый, невыспавшийся хозяин. Подтянул на огромном животе сползающие портки, могучей пятернёй почесал заросшую диким волосом широченную грудь. Широко и сладко зевнул, приоткрыв на миг крупные, крепкие желтоватые зубы. В ответ на весёлое пожелание жить и процветать буркнул гулким басом встречное приветствие на межнациональном языке. Говорить на языке Чуди мог только сам чудинец. Остальные, сколько бы ни жили рядом с ними, а выучить язык всё не могли. Балаболят, как сороки. Поди, разбери их – даже у самоедов язык проще! А эти… чудные, одним словом! И обычаи у них чудные. Вроде, бают, они даже людей жарят и едят после жертвоприношений. Без сомнения, боги время от времени требуют человеческой крови, но зачем жертву после этого съедать? Тьфу, пакость какая! Одним словом, нелюдь да чучундра – она и есть нелюдь да чучундра. Но платят хорошо, не обманывают. А до остального ему дела нет. Ему важно гостей накормить прилично, да получить с них звонкую монету, можно и товаром. Угрим не отказывался ни от чего – в хозяйстве всё пригодится. Однако, беря товаром, исходил из расчета дешевле его реальной стоимости. Пряности – за три четвёрти цены, остальное – вполовину. Никто не обижался – кушать всем хочется! Ведь в других избах-едальнях отпускали кормёжку только за монету. А как быть, если едва прибыл, а товар ещё продавать не начал? Зато за счёт приобретения дешёвых пряностей Угрим мог себе позволить делать блюда душистыми, ароматными и обжигающими язык невиданными вкусами. Поэтому так и ценилась его кухня среди прочих. Поэтому и брал он за свои блюда дороже остальных. Но если человеку была нужна одна только пустая полбяная каша, Угрим не отказывал – делал. Зачем отказом обижать? Сегодня человек взял самое дешёвое, а завтра разбогатеет – и закажет самое дорогое. Кормил Угрим, бывало, и в долг. Но никто не смел обманывать хозяина избы-едальни. Ведь не знаешь, как жизнь завтра повернётся, репутацию себе портить дороже. У Угрима много кто кормится. Если ты за еду не можешь платить, то какая тебе вера, кто с тобой захочет иметь дела? Поэтому долг всегда возвращали.

Получив заказ, Угрим вынес бочонок кваса и парочку караваев душистого хлеба, чтобы гости до начала основной еды могли сначала слегка подкрепиться. А на кухне уже суетились рабы и домашние Угрима: кто-то рубил мясо, кто-то чистил рыбу, кто-то катал и отбивал тесто в тугое. Заполыхал очаг, потянуло дымком от печки и подтопка.

Но вот на сковородках зашипело, в котлах забурлило, забулькало в чугунках, от нарубленной на крупные куски туши лося потянуло пряным духом. Здоровенный полуголый раб доставал куски из корыта со специями, продевал на вертел, подвешивал в очаге над огнём. И такие неописуемые аппетитные запахи разнеслись по избе, что невольно заквакало в животах, потекла обильная слюна. Но никто из гостей даже в мыслях не держал, чтобы поторопить хозяина. Блюдо будет готово в свой положенный срок. Не нравится, торопишься – иди в другое место! Угрим ценил свой труд и до самозабвения любил своё дело. А поспешишь – как известно, людей насмешишь. Каждое кушанье должно быть сделано неторопливо, со вкусом, мастерством и с любовью. Да-да, именно с любовью, иначе ничего вкусного не получится, а получится «жрать можно, и то ладно» – а так Угрим не умел. И ему было безразлично, торопится гость или нет – блюду нужно выстояться, промариноваться, проперцеваться, прожариться или провариться положенное ему время. Зато потом необычайно вкусной получалась даже самая простая каша. В поварском деле он был как старый, испытанный воин на поле боя, хотя и военное искусство ему тоже было знакомо – молодым ходил Угрим в набеги, немало вражеских голов раскрошил он своею боевой дубиной. А потом вот прикипел к котлу с поварёшкой. На добытое в походах приобрел избу-едальню и нисколько не жалеет. Ибо, помимо любимого дела, это было очень выгодное вложение капитала. Угрим ведь не только кормит у себя людей, но и продаёт товар. Три его старших сына сами водят караваны, двое – те, что помладше, нанялись охранять караваны других хозяев. Вот сейчас Омут ушёл в страну Желтой реки, а Третьяк подался на север с чулыманскими купцами. Младший, Четвертак, пока дома по хозяйству помогает, да еще пять дочерей есть у Угрима: двое – на выданье, двое – пострелята, а пятая – в люльке сопит. Доволен Угрим тем, как его жизнь сложилась.