И станешь ты богом - страница 30

– Я не знаю. Тропа, конечно, есть. И следы на ней отпечатаны чётко. В оба конца. Но в полутора верстах выше по реке они исчезают. Совсем. Вот были следы, а вот их уже нет! Как это понимать? Это выше моих сил. Ты – шаман, общаешься с миром богов и духов, пронизываешь тонкую ткань Мирозданий. Может быть, ты мне объяснишь, что это было? И, мнится мне, не Пислэг на тебя напал. А кто-то – под личиной Пислэга! Уж кто-кто, а он знает, что подобное я ему не прощу. Найду его род хоть на краю земли и накажу. Вот поэтому, Гондыр, я спросил, и ещё раз спрашиваю: с кем вы дрались?

– Да с людьми, с людьми мы ратились! Из плоти и крови! Да что же это такое! – Гондыр смачно сплюнул и грязно выругался.

– Это не всё, что меня озадачивает, – Щука слегка прищурился, брызнув из-под век холодным блеском стали, – но и того, что я сказал, достаточно. Как думаешь, шаман?

Кудыма развёл руками.

– Пока не знаю. Ты всё правильно говоришь, воевода. Всё правильно, всё так. Но ответа пока нет. Действительно, этот набег – один большой вопрос. Ради чего он совершался? Чтобы скотину в деревне вырезать? И они ведь так никого и не похоронили. Ладно бы только наших, но ведь и своих не подобрали – так и оставили валяться! Время для совершения обряда у них было. И вот что ещё странно: куда они тяжелораненых подевали? Мы своих калек отпустили с миром на Древо Мироздания. А они? Неужели с собой унесли? Вот скажи мне, Щука, что делают с теми, кого можно вылечить только дома, и то не всегда? Зачем продлевать человеку ненужные муки? Когда это было в набеге, когда тех, кто идти не в состоянии, вместо того, чтобы их добить, уносят? Это бесчеловечно и жестоко! Пытка в самых глухих застенках у самого свирепого палача не так жестока, что приходится переживать этим несчастным! Даже зверь добивает своего собрата, если тот ослаб. Им же до границы было дней десять самого быстрого хода. А тут на шее висят калеки! Да тяжелораненные бы и сами не позволили себя нести! Милосердный удар в сердце в этом случае лучше всего… Словом, я ничего не понимаю! И тем более – про потерянные следы: это твои-то следопыты тропу потеряли?! Там, где прошли несколько сотен воинов, вдобавок неся на себе тяжелораненых? Поверить не могу!

Щука повернулся к Гондыру:

– Я здесь в гостях и не имею права распоряжаться да приказывать. Я лишь нижайше прошу: достопочтенный, у меня есть несколько слов, предназначенных только для него, – Щука кивком головы указал в сторону Кудымы. – Тебя не затруднит – конечно, с позволения нынешней главы вашего рода – оставить нас один на один?

Лицо Гондыра вспыхнуло; Кудыма усмехнулся:

– Гондыр, уважим гостя. Оставь нас, будь добр. Ступай, найди Ингрельда. Сразу не приходите. Дайте нам побеседовать, – и он крепко хлопнул Гондыра по плечу. – Да не дуйся ты, не красна девица! Иди.

Дождавшись, когда Гондыр ушёл, Щука наклонился к самому лицу Кудымы и понизил голос почти до шёпота:

– Я с тобой теперь буду говорить как с шаманом. Мне ночью видение было. Боги напомнили мне, кто я есть по рождению. Ко мне пришёл сам великий Перун-громовержец. Тебе известно, что это бог воинов. Славянский бог. И он мне приказал следовать за тобой хоть на край света. И добавил, что путь будет трудный и кровавый. Но это будет путь настоящего воина. Ты, наверное, заметил, хотя и не хочешь мне об этом говорить, что в нашем мире творится что-то неладное. За последние четыре дня не смогли разрешиться пять женщин – дети родились мёртвыми…