И тысячу лет спустя. Ладога - страница 10

Если бы не было человека,

Который утонет,

Если прыгнет за мной…

***

Мирослава помнила эту песню. Из-за того, что она часто играла на повторе у мужа в машине, Мирослава ее ненавидела. Так уж случалось, что они с мужем ругались каждый раз именно в машине. У Александра не было другого времени, чтобы поговорить, и тогда, в машине, он оказывался в ловушке. Жена засыпала его вопросами, и, будто ледяной водой, окатывала потоком эмоциональных речей и признаний. А он все равно молчал. И только песня продолжала играть, отвечая Мирославе вместо ее мужа.

– А я бы прыгнула, – едко ухмыльнулась она однажды, отворачиваясь к окну.

– Что? – произнес Александр.

– О, так у тебя есть голос? – посмеялась она, по-доброму подтрунивая мужа.

– Мирослава…

– Она поет, что прыгнула бы, если бы не было человека, который прыгнул бы следом. У меня нет такого человека. Ты ведь не прыгнул бы?

– Почему ты любишь задавать такие глупые вопросы? – выворачивая руль, ядовито прошептал Александр себе под нос.

– Прыгнул бы или нет?

– Зачем?

– Чтобы спасти меня?! – пропищала Мирослава и округлила глаза, как бы показывая Александру, как глупо звучал его вопрос.

– Спасти человека, который сам решил умереть? Это его выбор.

– Окей, – цокнула Мира и отстегнула ремень, готовясь выйти.

Александр припарковался.

– Ну… а если бы я просто упала? – она не уступала и не давала мужу выйти из машины, не удовлетворившись его ответом.

– Это другое. И вообще, ты же знаешь, что я не умею плавать. И ненавижу воду. Я бы вызвал спасателей. Может, хватит? Или это гормоны?

Он, наконец, посмотрел на нее, и его черные глаза сверкнули.

– Ты опаздываешь. Прием уже начался.

Они приехали тогда на первое УЗИ после положительного теста на беременность.

– Ты не пойдешь со мной? – ласково прошептала Мира.

– Здесь нельзя стоять, – он медленным движением руки указал через лобовое стекло на знак, под которым они припарковались и встали на аварийку. – Я останусь в машине. Если найду другое место, то поднимусь.

Она ничего не ответила, вышла из машины, сдерживая порыв хлопнуть дверью, и поднялась в клинику. Через месяц Александр и Мирослава зарегистрировались, чтобы ребенок, которого она ждала, появился в семье. Так с Ковалевой она стала Новиковой и даже не удосужилась сообщить радостные новости приемным родителям. Ни первую, ни вторую.

Она никогда не была счастлива в любви. Возможно, потому, что как творческий человек была слишком требовательна и многого ждала от этого чувства. Возможно, потому, что эмоционально была нестабильна и не готова. В любом случае к двадцати пяти годам, изрядно помучавшись, она приняла решение выйти замуж не из любви к мужчине, а из уважения к нему.

«Счастливчиком» стал Александр: в меру холодный, рассудительный, ответственный, малословный. Полная противоположность ей самой, будто вторая чаша весов, которая привела их, наконец, в баланс. Если она была огнем, то он – несомненно, водой, что тушил пожары, которые она оставляла после себя.

Мирослава была ирландкой и по матери, и по отцу, но она не знала своих биологических родителей. Еще в младенчестве ее удочерила состоятельная, но не особо счастливая русская семья из Лимерика. Приемная мать не могла иметь детей, и потому, как полагается правильной женщине, взяла чужое. Тем более куда было деваться, если этого ребенка подбросили на порог собственного дома? Однако заниматься им она совсем не хотела. Приемный отец был в постоянных разъездах, где зарабатывал деньги, но на деле спал с любовницами. И потому самыми страшными вечерами для Мирославы были те, когда они ужинали с матерью вдвоем, – каждая сидела по разные стороны длинного дорогого стола, выполненного на заказ из качественного красного дерева. Единственной отрадой в детстве была ее нянечка, которая часто баловала Мирославу сказками о викингах, но и та вскоре исчезла. Никто не задерживался в жизни бедной девочки надолго.