И тысячу лет спустя. Ладога - страница 4
– Марк Алексеевич, ну что там?
Молодой опер перевел глаза с двери на коллегу. Вид у него был обеспокоенный.
– Он что-то недоговаривает.
– Думаете, это он? Я вам, кстати, скинул ее фотку, посмотрите. Тут принтер даже не работает. Красотка! Жалко, если и вправду утонула.
Швыркая кофе, толстый полицейский сделал еще один глоток. Марк достал телефон из левого кармана, сделал пару ловких движений большим пальцем и открыл сообщения.
– Вот черт…
– Что случилось?
– Ее точно зовут Мирослава?
Глаза Марка нервно забегали. Вся его напускная уверенность и холодность мгновенно улетучились.
– Точно-точно, – толстый полицейский зажевал творожную слойку и стряхнул крошки с груди. – А что? Вы ее знаете?
– Не уверен, но тут нечто странное, – Марк заблокировал экран и поднес телефон к губам, будто пытался что-то вспомнить. – Что скажешь про ее мужа?
Полицейский махнул рукой, зазывая Марка в свой кабинет. Он с трудом сел в кожаное потертое кресло и начал рыться в бумагах на столе.
– Александр Анатольевич Новиков. Тридцать два года. Есть свой мелкий бизнес в Питере. Причем всякий разный. Тут у него и хостел, и компания рекламная какая-то… Предприниматель, короче. Кажется, он…
Александр был не самым симпатичным молодым человеком из тех, с кем его жене приходилось встречаться. Он был выше ее на полголовы, и потому в его присутствии она никогда не носила каблуки. Густая кучерявая борода и морщины в области глаз прибавляли возраст. Однако он был не по годам умен и серьезен. Выходец из бедной семьи, он сам поднялся с колен, усердно работал и к тридцати двум годам нажил себе квартиру в центре Петербурга, машину, стабильный бизнес и жену-красавицу. Рос без отца и потому стал опорой для собственной матери и бабушки, которым построил немаленький загородный дом с баней и садом, чтобы тем было чем заняться.
Александр не был мыслителем. Скорее, исполнителем. Он не умел вести беседы, философствовать и не верил в то, что душа есть и что она умеет болеть. Он никогда не задавался вопросом, почему возникла проблема. Он просто решал ее и пытался сделать это с наименьшими потерями.
Но только не сегодня. Не двадцать седьмого марта две тысячи двадцатого года.
– Ладно, неинтересно, – Аристов махнул рукой и, опершись подбородком на руку, уставился куда-то на стену за спиной коллеги. – Мне надо знать все о пропавшей. Где она была, что делала весь последний месяц, с кем встречалась…
– Почему так сразу? – хмыкнул коллега.
Аристов медленно перевел взгляд на мужчину, сфокусировался на нем, несколько раз хлопнул ресницами, будто думая, какой ответ выдать, чтобы его напарник перестал задавать лишние вопросы.
– Меньше знаешь – крепче спишь! – отшутился опер и встал с кресла.
– Вот совсем не так, Марк Алексеевич! – простонал с обидой толстячок. – Чем больше не знаешь – тем меньше спишь и больше додумываешь!
– У тебя тут… – опер улыбнулся и ткнул пальцем себе в подбородок, – творог… от слойки. Все, я ушел спать.
В ту ночь Марк вовсе не спал. Он все думал и думал: «Она или не она? Она или не она?..»
Александр неторопливо вернулся в туристический деревенский домик, в котором они были с женой последние два дня. На кровати до сих пор лежало нетронутое смятое одеяло, пахнущее ее духами, и открытый ноутбук. Чашка недопитого кофе стояла на столе. Они так и не позавтракали с утра: Александр торопился по своим делам, по которым они и приехали в Старую Ладогу. Он осторожно нажал на клавишу, и на экране засиял лист документа, испещренный строками.