Когда Мэтт очнулся, первым, что он почувствовал, была режущая боль в глазах. Они опухли и слезились, и даже непроницаемый мрак кухни, казалось, был скован вязкой пеленой. Через пару минут, привыкнув к темноте, Мэтт уже различал очертания мебели, стен и мальчика, тихо сидевшего рядом с ним.
– Что произошло? – прохрипел он, приподнимаясь на локтях.
– Ты пролежал всю ночь и почти весь день, – голос Дани дрожал.
Когда Мэтт попытался встать, его сковал сильный кашель, горло и грудь будто обжигало при каждом спазме. Он с трудом перебрался с пола на шаткий пластиковый стул и обнаружил, что мальчик сам закрыл дверь кухни и обложил ее оставшимися тряпками.
– Что произошло, пока я… лежал?
– Кажется, в гостиной ночью треснуло окно. Был жуткий грохот. Я сразу закрылся, как ты делал вчера. А потом ветер кончился, но я не выходил отсюда. Мне страшно дверь открывать.
Мэтт снова разразился кашлем.
– Можешь налить мне воды? – спросил он мальчишку, и тот, неловко шаря в темноте, все-таки сумел подставить стакан под холодную струю из-под крана. На вкус вода оказалась довольно странной, от нее пахло железом, но все же Мэтт залпом осушил стакан. Хоть каждый глоток отдавался тупой болью, дышать стало как будто легче.
– Надо посмотреть, что там, – Мэтт встал и с замиранием сердца нащупал дверную ручку. Как ни странно, он не боялся. Тьма, ребенок и призрачные очертания комнаты казались просто дурным сном, который должен был вот-вот закончиться. В любом случае, для начала следовало осмотреться и понять, так ли все плохо. Мэтт глубоко вздохнул, снова поморщившись от боли, решительно толкнул дверь и вышел в коридор.
Он помнил, как в царившем вчера хаосе заметил в гостиной большой фонарь, а сейчас он был совершенно необходим. Мэтт сделал несколько осторожных шагов, ступая по пыли и песку, которые он скорее чувствовал под ногами, чем видел. Детская была закрыта, но дверь не поддалась. Похоже, с другой стороны ее намертво завалило пылью.
Как и сказал Даня, испуганно выглядывавший из-за спины прагмеранина, ночью ветер разбил окно и, как оказалось, не одно. В жутких беспорядочных очертаниях с трудом можно было узнать комнату, что Мэтт видел вчера. Из трех небольших окошек два скрылись под метрами пыли, протянувшейся от каждого двумя огромными грядами, белевшими во мраке. Сильный ветер не дал пыли равномерно заполнить комнату. Она, поднявшись барханами, собралась у стен, расползлась по полу, где, судя по всему, лежал слой сантиметров в тридцать. К счастью, два продолговатых холма, высотой чуть уступавшие росту Мэтта, сами перекрыли выбитые окна. Чернеющая пустота за единственным уцелевшим стеклом говорила о том, что снаружи дом был погребен под слоем пыли и песка. Входная дверь, разумеется, оказалась накрепко прижата барханами и лишь жалобно скрипнула в ответ, когда ее попытались открыть.
– Что нам теперь делать? – пролепетал Даня, без устали шмыгавший носом. Едва они покинули безопасное место, он ухватил Мэтта за руку и до сих пор не желал отпускать. Да, на этой планете никто не учил детей соблюдать личное пространство окружающих. Но, с другой стороны, подобные жесты, нормальные и привычные для землян, вызывали у Мэтта противоречивые чувства. Ощущение маленьких пальчиков, с надеждой и доверием сжимавших его ладонь, было точно не противно. Он даже немного гордился тем, что совершенно чужой ребенок видел в нем некоего защитника. С другой стороны, гигиеничность такого контакта порядком его тревожила. Но разве об этом стоит волноваться в подобной ситуации?
