На первый творческий семинар я шел как на праздник. Наконец-то! Ведь несколько лет уже сидел один в своей келье! А тут – единомышленники! Такие же, как я! Конкурс в институте, как мне сказали, был 40 человек на одно место. Сорок! Преодолели его, очевидно, сплошные гении! Я-то, конечно, случайно проскочил со своими рассказиками о рыбной ловле, о природе и о девушках… Честно говоря, я искренне не понимал, как это мне удалось дважды преодолеть творческий конкурс – при том, что ведь ни строчки не опубликовано! Загадкой было и то, что на собеседовании заведующий кафедрой творчества как-то особенно, доброжелательно улыбаясь, смотрел на меня… Но, может быть, он на всех так смотрел?
Читать свой рассказ начал симпатичный мужественный молодой человек с бородой. Он слегка шепелявил, к тому же явно злоупотреблял псевдонародными словечками. И вообще трудно было врубиться в смысл. Просто описание убогого деревенского быта старика и старухи, причем с загибом в мистику. Да еще и с какой-то натужной значительностью.
Деревенская тема» была тогда очень в моде, но ощущалось, что в рассказе все выдумано и не относится к самому автору. Правда, не видно было и явной «соцреалистической» заданности, а был этакий «поток жизни», что отчасти порадовало. Но суть рассказа что-то никак не прослеживалась. Не ощущалось ни напряжения, ни подтекста – вообще непонятно было, что хотел сказать автор. Этакая словесная вязь, причем какая-то вычурная…
Рассказ внезапно закончился. У меня лично прочитанное вызвало недоумение. Судя по лицам других семинаристов – их было что-то около десяти, все мужчины, – они тоже не поняли сути, хотя некоторые явно делали понимающий, многозначительный вид.
Молодой человек тоже многозначительно обвел всех нас взглядом и начал читать второй рассказ. По сути этот, второй, ничем не отличался от первого, к счастью, правда, он не был длинным. Молодой человек без перерыва начал читать третий. Такой же. Ощущение скуки возникло просто невыносимое. Причем, по-моему, у всех.
– Ну, кто хочет выступить? – вздохнув, спросила руководительница семинара, вдова очень известного советского писателя, не так давно умершего.
Все молчали, и тогда она начала вызывать каждого поочереди – как в школе. Постепенно стало ясно, что никто, как и я, ничего не понял, хотя каждый старался обязательно что-то сказать – либо о языке, либо о какой-нибудь незначащей детали или о непонятном слове. То есть это до смешного напоминало школу, хотя некоторым из семинаристов было не меньше сорока. Мне повезло, что меня спросили не первым, но когда все же очередь подошла, я коротко промямлил, что мало что понял, мне показалось, что рассказы скучны, и не понятно, о чем хотел сказать автор.
– Может быть, автор как-то объяснит? – спросил я.
Автор, естественно, ничего объяснять не стал, со значительным и суровым видом он заявил, что он «все сказал», а «если кто чего не понял, то это его проблемы». Его заявление, по-моему, не понравилось никому, тем не менее обострять дискуссию не стали.
– Кто может почитать в следующий вторник? – вздохнув, спросила преподавательница.
– Я могу, – сказал я.
Мои рассказики представлялись мне прямой альтернативой тому, что я слышал только что. В них не было никакой натужности, никакого выпендривания, скорее – наоборот. В них была простота и правда. И радость жизни. Это не может не быть близким каждому, думал я.
