Идеал. История Эрика, писателя - страница 13



«Войдя в эти ворота, я словно бы вошёл к себе домой, – писал автор. – Никто не удивился моему приходу, мне был оказан тёплый прием, и я, накормленный и отдохнувший в старом семейном отеле, ощутил спокойствие и умиротворение, решив задержаться здесь на некоторое время».

Эрик поражённо вкинул голову. Как это… похоже на его собственную историю!

Далее господин Пу описывал, что пробыл тут несколько месяцев, и по прошествии этого времени, крайне быстро обретя друзей и работу, поселился в одном из домов с садиком вдалеке от центра городка и стал считать себя коренным жителем.

«Если бы меня через некоторое время спросили, где я жил раньше, я бы ответил, что нигде, – мне казалось, что вся моя жизнь была, есть и будет в Луунвиле».

Парень отодвинул журнал и откинулся на стуле.

В груди зародилось зерно тревоги, сосущей тоски, и истерическая паника подступила к горлу. Это было что-то новое – впервые за долгое время он испытывал такие эмоции. Даже когда он только пришёл в себя – глядя в белый больничный потолок – он не ощущал страха. Он просто чувствовал себя переродившимся и чуть позже нашёл для себя объяснение: судьба дала ему второй шанс. Иногда – во сне – окружающие спрашивали, не любопытно ли ему узнать, что и как привело к потере памяти, но – нет, ему не было ни любопытно, ни странно, ни страшно, ни горестно, ни тоскливо. Он просто появился на свет – и всё тут.

Выцветший текст в пожелтевшем городском журнале внёс вихрем в его голову новое осознание себя.

Теперь Эрик был не просто парнем, которого приютил городок, он был настоящим Чужаком.

Но он был таким не один, не сам по себе. Когда-то в этот город попадали и другие Чужаки, и они становились местными, город их поглощал. Сколько времени это занимало? Они все теряли память?

В голове веером разлетелись сомнения.

Кто он на самом деле? Почему он оказался именно тут? Что с ним произошло? Есть ли связь его истории с историей автора, господина Пу?

Если вы не любите историю как науку, но любите её как литературу, то в вашей жизни обязательно наступит такой момент, когда вы пожалеете о своих предпочтениях и по необходимости начнёте любить историю именно как науку и ненавидеть как литературу. И так будет до тех пор, пока вы не признаете ценность обеих и не исключите одну из них из системы своего миропонимания навсегда.

Остальные журналы были посвящены событиям городской жизни – открытию фонтана на центральной площади, юбилею университета, пожару в частном отеле, воспоминаниям долгожителей и прочему. Каждая статья сопровождалась фотографиями, по всей видимости, сделанными самим автором. Они все были цветные, но на некоторых краски поменяли свой оттенок.

Эрик пролистал всю подшивку до конца, делая закладки на тех статьях, из которых можно было бы сделать кое-какие выписки для лекции, и уже хотел закрыть последний журнал, как на глаза ему попалась фотография маленькой рыжей девочки в коротком белом платьице на фоне большого красивого поля, где-то вдалеке виднелся лес. В руках девочка держала горшок с неизвестным цветком, она была очень хмурая и щурилась на яркий солнечный свет. Рядом стоял сам автор, господин Пу. Подпись гласила: «Первый день моей дочери в Луунвиле».

* * *

Чувство злости было настолько Кевину несвойственно, как это бывает несвойственно огромному домашнему псу, по которому топчутся маленькие дети, тягая здоровяка за уши и засовывая пальцы ему в нос. Но в вечном бурчании и бормотании он никогда не мог себе отказать. В своей густой бороде он спокойно скрывал изогнутые в ухмылке губы, но сдерживать себя и не высказывать всему миру своё недовольство было выше его сил.