Во всем.
Я порядочно устал сегодня. Все-таки Томаша можно либить хотя бы за его божественные кресла-мешки, в которых так офигенно расслабится после разминочки с этим педиком.
Почему-то мне совсем тяжко. То ли от сигарет мутит, то ли от математики последним уроком. Я откидываюсь головой вниз, согнув ног в коленях.
– Том, есть выпить? – спрашиваю я.
– Степан, сходи в комнату, под кроватью стоит бутылка.
Тот молча выполнил просьбу и протянул мне наполовину пустую бутылку «Jack Daniel’s».
Пью прямо из горла, Том от этого тихо морщится и отводит глаза. Плевать. Виски помогает не думать. Ни о чем не думать. Вместе с мыслями всегда приходит неприятное, черное и тягучее, как старый лизун, чувство. Обжигающая немного жидкость растворяет и смывает это липкое чувство. Не думайте, что я спился к шестнадцати, я пью не каждый день и контролирую себя – пью до состояния веселой легкости. Довольно быстро я дошел до этой стадии и протянул бутылку Степану, как я и ожидал, он сначала передал ее Льву.
Накрывает волна отвращения, она вырывается из меня раскатистым громким смехом.
– Чему вы смеетесь? – сдерживая гнев выдавил Лев.
– От чего же мне не смеяться, сударь? – ответил я в своей шутливой манере.
– Проспись, видать, вискарь уже дал тебе по мозгам.
– Есть повод для радости, у меня они хотя бы имеются.
– И в чей это огород камень? – Лев уже встал надо мной. Я смотрел на него вниз головой, поскольку снова откинулся. Эта перевернутая и злая тушка до того меня рассмешила, что я подопнул ногами сидящего рядом Степана.
– Перестаньте, – тихо, но веско произнес Томаш, – хотите драться, идите на улицу.
Я продолжал хохотать, Лев же приумолк и пошел было на свое место. Но тут обернулся и сказал:
– Однако мне хватает мозгов, чтобы не гоняться за мертвыми.
Ублюдок!
Иногда бывают вспышки. Вот ты лежишь, запрокинув голову, а вот уже твой кулак болит от удара по носу. Белые костяшки пачкаются красным. Шум в ушах. Прежде чем я начинаю понимать, что произошло, слышу крики. Том и Степан оттаскивают меня и валят на мешки.
– Мудак! – кричит Лев, хлюпая сквозь ладонь кровью.
– Не лезь не в свое дело, кретин, – ору я, сквозь плечи Томаша и Степана.
– А в чем дело? – спрашивает Степан.
– Иди лучше лед из морозильника принеси, – говорит Томаш, – остынь Марат. Что за сцены?
– Я тебе это припомню, – шипит Лев.
– Не успеешь, Левчик, я ухожу.
Я развернулся и пошел прочь, Степан, вернувшийся со льдом, неуклюже посторонился. Больше всего мне хотелось врезать ему, прикончить кого-нибудь. Прикончить этого ублюдка Льва. Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок! Я не позволю никому смеяться мне в лицо.
Но опять это липкое чувство растекается по легким. Сжимая их, щипая глаза. Рой мыслей больно кружиться в голове.
Нельзя иметь слабости. Не успеешь и оглянуться, как окружающие макнут тебя в них.
