Я отгоняю мысли, которые только усиливают мою тревожность, когда добираюсь до штаб-квартиры. Я выпрыгиваю из такси и мчусь ко входу в здание, направляясь сразу же к консьержу. Бизнесмены в бешенстве снуют по зданию, пытаясь разобраться в какой-то проблеме вселенских масштабов, о которой, похоже, не известно только мне.
– Привет, – задыхаясь, приветствую женщину за стойкой. Она со злостью в голосе разговаривает с кем-то по телефону, активно жестикулируя руками.
– Я тоже так думала, но они уже объявили об этом, – сообщает женщина, полностью игнорируя меня. Она откидывает свои волосы в сторону и продолжает говорить с человеком на другом конце линии: – Они не говорят о том, что Гарри им предложил, а только о том, что сделка уже свершена.
Гарри? В смысле Гарри Кэррингтон?
– Извините! – Я прочищаю горло, на этот раз немного громче. Женщина лениво наклоняется ко мне, но по-прежнему цепляется за телефон. Она возобновляет разговор, на этот раз шепотом. – О, да ради бога, – рычу. Я протягиваю через стол руку и выхватываю телефон из рук. – Отлично. Теперь я привлекла ваше внимание.
Она смотрит на меня.
– Я могу вам помочь?
– Да, пожалуйста. – Я стискиваю зубы. – Я здесь, чтобы увидеть своих родителей. Джона и Маргарет Вудс.
Она пару раз моргает.
– Вы их дочь?
– Единственная и неповторимая.
Консьержка тяжело вздыхает и жестом просит вернуть телефон. Я колеблюсь, думая о том, что она собирается продолжить разносить сплетни, но женщина бросает на меня раздосадованный взгляд.
– Мне нужен телефон, чтобы позвонить твоим родителям.
– О, точно.
Я возвращаю телефон, пока мои щеки заливает румянец.
Она что-то бормочет в трубку, а затем наклоняется и открывает один из ящиков, прежде чем передает мне ключ-карту.
– Сороковой этаж. Второй зал заседаний слева. Тебя ожидают.
Я выхватываю карточку из ее рук и спешу к ожидающему меня лифту. Когда двери закрываются, я чувствую, как бешено колотится сердце, грозясь разорвать грудную клетку.
Какое отношение «Вудс энд Ко» имеет к Гарри Кэррингтону?
Нет. Ни за что. Мой отец поклялся никогда не иметь с ним каких бы то ни было дел.
Боже, надеюсь, мои худшие опасения не подтвердятся.
Когда я достигаю сорокового этажа, двери лифта распахиваются. В отличие от вестибюля, на этом этаже безлюдно, а все офисные кабинки пустуют. Я двигаюсь по коридору и наконец-то замечаю маму.
Она в полном раздрае.
Сальные волосы густыми прядями спадают на лицо. Прекрасные карие глаза выглядят уставшими, а под ними залегли темные круги. Когда она поворачивается ко мне, я замечаю залитое слезами лицо.
– О, Алекс, – выдыхает она, и я тут же падаю в материнские объятия. Меня даже не волнует, что мы не разговаривали друг с другом целую неделю. Мы обнимаемся, кажется, целую вечность, и ее тепло окутывает меня, изгоняя тревогу.
Отстранившись, я наконец-таки интересуюсь, что произошло.
– Алекс. – Она за талию притягивает меня ближе к себе и целует в лоб: подобная нежность ей вообще не свойственна. – Мы действительно не собирались тебе этого говорить, но «Вудс энд Ко» обанкротилась.
– Что?
Это просто не может быть правдой. В «Вудс энд Кo» работает более сотни сотрудников и реализуется не менее десяти крупнейших коммерческих проектов в год. Только за прошлый год мы заработали около 100 миллионов долларов чистой прибыли. Как компания может стать банкротом?
Мама качает головой и просит следовать за ней. Мы двигаемся по коридору, пока не добираемся до зала заседаний. Я заглядываю в окно на двери, и сердце выпрыгивает из груди.
