Родители Улечки долго жили за границей, там и обретя нежданно свой покой лет пять тому назад… Но, очевидно, финансовый ручеек родительской привязанности был настолько мощным, что Улечка и после их смерти ни в чем не нуждалась.
Надо отдать должное: ни громадная квартира в высотке на набережной, ни несгораемый остаток на ее карте VISA не сделали девушку ни ханжой, ни заносчивой стервой. Раньше школьные улечкины приятельницы очень любили заходить к ним в гости, якобы за «домашкой» или еще какими мелочами… Почти до самого выпускного класса в их доме всегда было много одноклассников.
Их встречали высоченные потолки, отделанная настоящим дубом прихожая с множеством шкафов, в которые удобно забираться при игре в прятки… В квартире царили полумрак и ощущение такой защищенности и спокойствия, что уходить домой никому не хотелось. Особенно с придыханием девочки смотрели на «все 82 платья Эммы Яковлевны», бывшей солистки московского балета, а ныне пенсионерки «со значением». Особой бабушкиной гордостью был громадный альбом, посвященный похоронам ее мужа, Георгия Спиридоновича, кажется, изобретателя «Катюши» или какой-то другой важной военной техники… Ее супруга ценили и нынешние, и почти все прошлые вожди, что реально подтверждалось фотографиями, надписями на венках и собственноручными подписями.
Темно-пурпурный бархатный альбом вытаскивали из шкафа редко, прочти всегда вдвоем, насколько он был тяжел. В основном в моменты, когда бабуле хотелось повспоминать и притворно погрустить о былых временах. Эмма Яковлевна сама назначала, какую страницу открыть и чей некролог прочесть. Несомненно, она знала все слова наизусть, так как провожал мужа в последний путь еще «сам Ленечка», как мило называла тогдашнего вождя бабушка. За много лет альбом изучался не один десяток раз!
Затем девочки рассаживались за большим овальным столом, перед громадным фарфоровым чайником и совершенно прозрачными, казалось бы, на просвет китайскими чашками. И пили чай с печеньем курабье. Эмме Яковлевне оно очень нравилось. А Улечке нравилось ходить в кондитерку и говорить:
– Пару килограммов курабье, пожалуйста! Сегодня оно достаточно рассыпчатое? Вы знаете, бабушка так его любит… – Все эти милые дела доставляли Улечке удовольствие! Ей было все равно, сыпется это печенье или нет. Главное было – выполнить бабушкину просьбу.
Окончив школу, Улечка, по совету и настоянию бабушки, поступила на факультет журналистики МГУ. Конкурс прошла достаточно свободно. То ли баллов хватило, то ли несколько очень представительных молодых людей с депутатскими значками, навещавших Эмму Яковлевну как по расписанию, раз в две недели, замолвили словечко, это уже неважно!
Имея нежный, милый голосок, Улечке особенно было приятно на вопрос об учебе мурлыкнуть: «ЖУРФАК МГУ». Хотелось даже мяукнуть в конце разочек! Она выросла умничкой, училась хорошо. Одевалась неброско, но всегда стильно. Даже с другой стороны улицы «тем, кто в теме» было видно, что шпильки у нее – настоящий Hermes. А когда, придя в кафешку, она небрежно кидала на кресло кашемировое пальтишко от Bottega Veneta, рядом сидящие матроны могли бы подавиться от зависти!
Улечка отнюдь не была домашней затворницей или синим чулком. Не стоит считать ее домашней букой или заучкой. В свое время были и клубы, были и мальчики. Ее любимым клубом было заведение с гордым названием «Министерство». Там все-таки, в отличие от других мест, было какое-то благородство, что ли, и в охранниках, и в посетителях, если в принципе для таких заведений применимо это слово…
