Мария молча кивнула.
– Я переосмыслил ее, – заявил я с апломбом. – И думаю, что бросаю зерно в добрую землю. Теперь мне остается только запастись терпением и ждать всходов.
– А ты сможешь? – спросила Мария, с сомнением глядя на меня.
Я не стал произносить банальные фразы вроде той, что терпение – это добродетель, и само по себе оно горько, но плоды его сладки. Мария только поморщилась бы недовольно, услышав подобное. Она не любила прописных истин, считая их пошлостью, порожденной заурядным умом. Кроме того, это была не моя мысль, а еврейская пословица. Но ведь многие добившиеся успеха люди были евреями, рассуждал я, так почему бы мне не довериться мудрости древнего народа, породившего из чресел своих самого Иисуса Христа…
Я промолчал. Но, видимо, мой взгляд был достаточно красноречив, потому что Мария сказала:
– Тогда валяй.
Но когда я уже стоял в дверях, она неожиданно спросила:
– А если кто-то не поймет твоей истинной цели и откликнется?
– Неужели на свете существуют такие простаки?!..
Однако интуиция не обманула Марию, а я ошибся. Звонок раздался через три или четыре дня. Номер был мне незнаком. Я провел пальцем по экрану мобильного телефона, будто гоня прочь сомнения, и сказал:
– Слушаю.
– Артур Кайгородцев, я не ошиблась?
Голос был женским. Из тех, услышав который однажды даже по телефону, уже никогда не забудешь. Он завораживал и обещал райское наслаждение, словно пение сирены, несущее гибель мореплавателям. Я никогда не слышал, как поют эти демонические твари, но когда читал о путешествии аргонавтов, то представлял их голоса именно такими. Однако я помнил и то, что сиренам нельзя доверять. Поэтому, уподобившись хитроумному Одиссею, я как можно более бесстрастно ответил:
– Нет.
Женщина помолчала, а потом спросила:
– В каком смысле нет? Я не ошиблась, или вы не Артур Кайгородцев?
Машинально отметив, что моя собеседница не глупа, а ум я всегда ценил в женщинах превыше красоты, я признался:
– Я тот, кто вам нужен.
– Я по вашему объявлению. Сколько вы берете за лекцию?
Признаться, я немного растерялся. Я был настолько уверен, что никто не попадется на мой блеф, что даже не думал об этом. Мне не хотелось обременять себя ненужным репетиторством. Поэтому я сказал наобум:
– Пять тысяч. Но мне больше нравится «индивидуальный урок».
Однако она не дала увести себя в дебри философии. Видимо, это была женщина редкой породы, из числа тех, кто точно знает, что хочет, и уверенно идет к своей цели.
– Долларов, евро или рублей?
И я опять сплоховал. Наверное, меня подвел затянувшийся период почти нищенского существования, знакомый любому писателю, чьи книги не покупают. Я проявил скромность и ответил:
– Рублей.
Сумма ее явно не потрясла.
– Меня устраивает, – произнесла она равнодушно. – Когда первая лекция?
– Урок, – машинально поправил я, чувствуя, что попал в собственную ловушку. Но отказываться после того, как я назвал цену, и ее приняли, было бы и смешно, и глупо. А я всегда боялся показаться глупым или смешным в глазах окружающих людей. Таким уж я уродился. У каждого человека есть своя ахиллесова пята. Моя – это излишняя мнительность.
Поэтому, проклиная в душе свое малодушие, я тоном уверенного в себе человека сказал:
– Завтра. В десять часов утра. Встречаемся у входа в Ботанический сад. Вы узнаете меня по шарфу на шее. Вас все устраивает?
– Все, кроме времени, – безмятежно произнесла она. – Так рано я не встану. Поэтому переносим нашу встречу на двенадцать. Кстати, меня зовут Анна.
