Идеалы христианской жизни - страница 22
Все вот такие черты детской жизни и образуют обстановку, благоприятную для развития и укрепления веры.
И часто не те лица, которые гордо полагают, что они руководят ребенком, – часто не эти вовсе лица направляют душу и жизнь ребенка по тому или другому руслу.
Вспомнить лучезарное создание Тургенева – Лизу Калитину из «Дворянского гнезда», один из высших русских духовных литературных типов.
В чопорном, холодном и скучном доме ее родителей не лживо-сентиментальная ее мать и не погруженный в свои своекорыстные расчеты отец направляли жизнь чуткого ребенка.
Около девочки стояла незаметная няня Агафья, женщина цельной души и крупной веры, одна из тех, кем держится мир Святой Руси. Стояла и заботливой рукой вела девочку ко Христу.
Те службы, к которым на заре, в задумчивую и загадочную пустоту церкви водила няня маленькую Лизу, те рассказы, в которых с бесхитростною верою своею она описывала страдания мучеников, и как цветы подымались вдруг из земли, орошенной их кровью, – все это вырабатывало постепенно в Лизе то тайное, громадное чувство к Богу, которое потом, при крушении ее несмелых земных надежд, заполнило всю ее жизнь, – то чувство, о котором так просто, потрясающе и исчерпывающе выражается Тургенев: «Бога одного любила она робко, восторженно, нежно…»
Тип Лизы Калитиной, питомицы няни Агафьи, как бы парит над землей, и жизнь ее стоит на той грани, где кончается земная повесть, где начинается житие праведницы.
Другой бессмертный образ русской женщины – Татьяна Ларина из «Евгения Онегина» Пушкина. И здесь точно так же нам ясно духовное воздействие простой русской женщины, няни – неграмотной бедной крестьянки, которая имела свое цельное, непоколебимое воззрение на жизнь как на поле долга и чести и привила это воззрение своей питомице.
Таня, взрослая годами, но ребенок душой, открывает няне свою тайну, никому еще не высказанную, – о любви своей к Онегину. И как принимает старушка это признание в любви, которое принесло Тане столько горя?
Поэт немного кладет черт, чтобы уяснить нам душу Татьяны, и особенно целомудренно мало говорит он об ее верованиях. Но во всей этой краткости широкие горизонты Татьяниной идеальной души, для которой и любовь была чистым восторгом и поклонением тому, что казалось ей самым высоким и прекрасным из всего, что она доселе встречала, – широкие горизонты этой души открывают ее слова о том, что прежде своей встречи с Онегиным она его уже предчувствовала:
Так в Татьяне мысль о любимом человеке совпадает с молитвой, ибо все, что есть в глубоких людях лучшего, – все то у них соединено с вечностью. И конечно, в несчастном браке своем думая об Онегине, она мечтала о том, как вне тягостных условий земли они встретятся в вечности.
И что ее простая бесхитростная няня имела большое влияние на образование цельного миросозерцания Татьяны, видно из того, что в минуту нравственного апофеоза своей героини, в отповеди ее Онегину, как укрепляющую ее силу, Пушкин влагает в нее память о безвестной ее няне.