Идеи и отношения - страница 2



, или сатори в терминологии дзен-буддизма, по сути означает выход из жизни. Если окончательная утрата разума вследствие психического разрушения, необратимой психической патологии есть один полюс деиндивидуализации, утраты жизни, то окончательное и совершенное просветление – другой полюс того же.

В запале борьбы с невротическими иллюзиями следует различать невроз, как ослабление, нарушение жизненных способностей и функций, – и невротическую составляющую личности, обеспечивающую базовые потребности человека в привязанности и близких отношениях. У полноценно живущего человека эта невротическая составляющая, как и некоторые другие, с необходимостью должна присутствовать в нестерилизованном виде, как один из своеобразных голосов и симптомов жизни. Сама по себе эта составляющая не является патологической, патологии возникают вследствие ее определенного дисбаланса. И тогда можно говорить, к примеру, о гипоневротической личности или гиперневротической.

«Врач, исцели себя»… Жесткие и резкие выпады Фрица Перлза против невротиков можно рассматривать как манифестацию своего поединка с собственным неврозом. Но при этом мне определенно хочется сказать: Боже избавь, чтобы в пределах жизни кто-то в этой паре одержал полную и окончательную победу – сам Фриц над своим неврозом, или невроз над своим Фрицем. В том-то и состоит коллизия, что когда человек на уровне совершенной стерильности побеждает в себе все эти составляющие уязвимой человеческой личности, он становится даже не бодхисатвой, нет, – архатом, совершенным. Ему уже все по щиколотку, он просветлел. На другом полюсе это то же самое, что окостенел, одеревенел, окаменел. У него уже закончен жизненный путь, он уже знает все. Ничто больше не является удивительным, ничто больше не является тревожащим, и даже радость и спокойствие становятся какими-то нечеловеческими…

Есть очень известная и популярная среди добрых людей история о том, как умирает старый еврей. И вот он лежит на скорбном одре, и слабеющим обонянием распознает изумительные запахи, идущие из кухни. Он не без оснований подозревает, что это форшмак. Он подзывает внука и говорит ему: «Мишенька, пойди на кухню и попроси бабушку дать мне немного форшмака». Внук уходит, потом возвращается и озадаченно говорит: «Бабушка сказала, что это не для сейчас… Это для после того…».

Так вот, гештальт – это то, что пригодно именно для сейчас, для жизни, а не для «после того». В этом его существенное отличие от иных практик, ориентированных на наработку заслуг для благоприятных посмертных воздаяний. Но как только я начинаю смотреть вдаль и поверх жизни, – я невольно превращаю свою жизнь в средство для получения некоего пропуска. И чем я нетерпеливей и правильней, чем сильнее я проваливаюсь в будущее, – тем сильнее я обесцениваю настоящее…

Гештальт, с почтительностью воспринимая категорию вечного, возвращает индивидуальной и несовершенной жизни загадочность, достоинство и самостоятельную ценность. Как религиозное, так и «научное» осмысление мира с гештальтом совместимо. Гештальт человечен, а потому не претендует на глобальные философские конструкции. Веровать и строить предположения о том, как все устроено и что будет дальше, – это принадлежит суверенному и самостоятельному праву каждого человека.

Я многого, не знаю, еще больше не понимаю, но это относится не к области моих дефицитов