Воздух пропитывал вечный густой запах пыли и пота. Здешнюю пыль невозможно было искоренить, как и ковровую – дома, в гостиной. Когда прихожане молились или бурно изливали радость в танцах, от их тел исходил резкий, чувственный запах – смесь пота и влажной, накрахмаленной белой ткани. Насколько Джон помнил, церковь всегда располагалась на первом этаже бывшего магазина, стоявшего на углу улицы с плохой репутацией, напротив больницы, куда почти каждую ночь привозили раненых или умирающих нарушителей закона. В свое время верующие арендовали это пустое помещение, избавились от посторонних вещей, покрасили стены и сбили кафедру, внесли пианино, складные стулья и купили самую большую Библию, какую нашли. Через всю витрину написали красками «Храм Крещения Огнем», а изнутри повесили на нее белые шторы. Так церковь начала творить Божье дело.
Все произошло по промыслу Божьему: к двум-трем энтузиастам присоединились еще несколько, они привели других, и так создалась община. Из этого центра, будь на то Господня воля, могли пойти ответвления, и тогда в городе и в окрестностях развернулась бы большая, благодатная работа. В истории церкви были миссионеры, духовные наставники и проповедники, которые отправлялись в другие части страны распространять евангельские заветы и открывать новые церкви – в Филадельфии, Джорджии, Бостоне или Бруклине. Они шли туда, куда вел их Господь. Иногда кто-нибудь возвращался, чтобы поведать о чудесах. Время от времени в одно из воскресений прихожане посещали ближайшую церковь братства.
Еще до рождения Джона отец тоже был странствующим проповедником, но теперь, когда ему приходилось кормить семью, редко уезжал дальше Филадельфии. Отец не проводил праздничные службы, как прежде, когда его имя было на плакатах, извещавших о собрании верующих. В прошлом отец был очень известен, но все изменилось после того, как он уехал с Юга. Наверное, ему следовало бы открыть свою церковь (интересно, хотел бы этого отец, задался вопросом Джон), и тогда он мог бы, как отец Джеймс, вести свою паству к Свету. Однако отец был в церкви лишь кем-то вроде смотрителя – заменял отслужившие срок электрические лампочки, следил за чистотой помещения и за сохранностью Библий и книг с церковными гимнами, а также за плакатами на стенах. Впрочем, по пятницам он вел службы вместе с молодыми священниками и участвовал в проповедях. В воскресных утренних службах отец редко принимал участие – только в тех случаях, когда отсутствовали другие священники. Он был церковным «мастером на все руки», вечным помощником.
Джон видел, что к отцу относятся с уважением. Никто никогда ни в чем не обвинил, не упрекнул отца, не подверг сомнению чистоту его жизни. И, тем не менее, этот человек, служитель Господа, ударил мать, и Джону хотелось убить его. И это желание не пропало до сих пор.
Джон уже подмел половину церкви, хотя сваленные горкой стулья по-прежнему оставались перед алтарем, когда в дверь постучали. На пороге стоял Илайша, он пришел помочь ему.
– Хвала Господу, – произнес Илайша, широко улыбаясь.
– Хвала Господу, – ответил Джон. Такое приветствие было принято в их церкви.
С силой захлопнув дверь, брат Илайша, громко топая, вошел внутрь храма. Похоже, он явился после баскетбола: на лбу блестели капельки пота, волосы были взлохмачены. Под зеленым шерстяным свитером с эмблемой школы – расстегнутая у ворота рубашка.
