Идите в баню! Книга третья. Часть 2 - страница 5

Начало процесса

Когда все кое-как устроились, вошел Храбрый в белой кавказской папахе на голове, с опахалом и несколькими небольшими термосочками в руках. Ласково обращаясь к собравшимся, он объявил, что парить будет шестью разами…

Листозадов не понял, о чем предупредил мастер, но подумал так: пусть хоть десять разов.

Толк лишь бы был, а то что-то как-то холодновато пока, сидим выжидаем, когда начнется…

Для Иннокентия смысл сказанного прояснился, когда, присев на корточки, Зорикто открыл термос и наплескал в банный черпак жидкости, объявив – сейчас будет с травой «Саган-дайли» или «Сааган-дали», кому как слышится. По-научному растение звалось Рододендрон Адамса, а в Забайкалье, среди населения, было известно как чушачий багульник.

Поднявшись, мастер плеснул жидкость на камни (отчего в воздухе появился знакомый всем присутствующим запах Байкала), следом принялся размахивать по сторонам опахалом, одновременно напевая какой-то монотонный мотив на бурятском языке, но слушать его было приятно. Мелодия не раздражала сидящих, а звучала примерно так, как в фильме «Шаманы в Сибири», который когда-то смотрел Кеша. Тембр голоса завораживал опариваемых людей, но песня песней, а пару друзьям пока было маловато. «Подбрось еще! Пару давай! Нам мало!» – задорно и весело вскричал опытный в этих делах Листозадов… Долбоносов тоже не отставал от друга, подбадривая репликами в сторону опахала и его обладателя, облаченного в белоснежную папаху – Давай-давай, подкинь еще воды! Лей, не жалей!.

– И переводи людям, что хоть ты там нам поешь?! – говоря это, Кеша огляделся по сторонам, как бы ища среди сидящих по лавкам задниц поддержки его словам.

– Пар сейчас будет! – как-то ехидно пообещал банный колдун… Но новенькие не обратили внимания на эти пророческие шаманьи слова.

Затем он опять присел и на этот раз налил следующий раствор, это оказался настой донника, затем из другого термосочка еще раз повторил процедуру…

На шестом подливании на каменку, теперь уже чесночного настоя, Палыч досиживал в позе рыбы без воды! Одурманенный пением и жарой, нагнетаемой опахалом на его тело, он ощущал, что оно уже не только потеет, но и тает, как мороженое на солнце. «Может, хватит? А… а… а… а…?», – пронеслось эхом, потом потекли мимо, проплыли легким облаком мысли в расплавленных мозгах.

Поочередно подаваемые на камни мастеровым жидкости мгновенно превращались в горячие неоднородные пахучие смеси и давали эффект, народ застонал.

Упарились…

Про Гришу, Кешу и всех остальных, сидевших наверху, кто-то снизу сказал: «Там камикадзе сидят, но ничего, скоро свалятся на хрен… вниз».

Выходя или, точнее, выползая из парилки, высунув язык, как только что примчавшаяся невесть откуда собака, Кеша с ходу запрыгнул в лохань, потом, выкарабкавшись из нее, свалился на сырой скользкий плиточный пол, чувствуя, как через него перешагивают голые ноги помывщиков.

Полежав на полу минуты три, он еле-еле поднялся на карачки и, дернув веревку, облился из висящих на стене ведер-водопадов. Добравшись до зала отдыха, без сил рухнул на кожаный диван. Левым ухом отчетливо услышал слабый стон, в правом что-то звенело. Приоткрыв глаз, заметил на соседнем лежаке торчавший морковкой из кружки с пивом, стоявшей на столе, длинный красный шнобель. Он кое-как сообразил, где видал раньше этот нос: где-то в самолете… еще, похоже, точно таким же обладал его товарищ Григорий. То, что это и есть его друг Гриша, ему в голову пока не приходило.