– Скорее всего, это отделение на Виа Антонио Локателли. Попробовать поспрашивать там.
– Спасибо вам! – воспрянула я, готовая расцеловать этого мальчишку в форме официанта.
Он сам не представлял, как мне помог. Указал на следующий шаг, иначе я бы просто топталась на месте. Я сорвалась в Италию, не имея чёткого плана за спиной. Только название города, письмо и фотографию, которые даже в сумме не давали никаких ответов. Но некоторые ответы можно найти лишь при помощи подсказок. И одну такую Вико мне безвозмездно подарил.
– Рад, что суметь вам хоть чем-то помочь, – вежливо отозвался Вико и даже изобразил что-то вроде лёгкого поклона. – И не забывать о Маритоццо. Они намного более вкусный, когда тёплый.
Он подмигнул и скрылся в коридоре, оставляя меня наедине с остывающим завтраком и своими мыслями. Надежда дарит нам крылья, и я готова была прямо сейчас вылететь в распахнутые створки балкона и приземлиться у входа в почтовое отделение на Виа Антонио Локателли. Даже аппетит прорезался где-то в глубине желудка, связав его в тугой узел – такой даже моряки не сумеют связать своими сильными руками. Как же сильно можно проголодаться за целый год тревоги и горя, и не только по вкусным булочкам, что официант лично приносит в номер. Гораздо страшнее голод по надежде. В отличие от еды, по ней я изголодалась до спазмов.
Кофе в компании с лимонными Маритоццо исчезли с тарелки быстрее, чем след исчезает с влажного зеркала. Вико позаботился и о моём досуге, положив на поднос рядом с блюдцем брошюрку со списком достопримечательностей и экскурсиями, которые можно было заказать прямо из отеля. Но мой маршрут по Бергамо пролегал не по историческим площадям и музеям.
Я выбросила брошюрку в мусорку, высушила волосы до светлого блеска и сменила мягкий халат на платье по погоде. Любимое платье Рика. Нежно-розовое в оливковые цветы. Сколько раз он поедал меня в нём глазами, сколько раз целовал в обнажённое плечо и медленно стягивал лямку всё ниже. Я взяла его без задней мысли, бросив в чемодан с другими летними вещами, что уже не наденешь в Нью-Хейвене в самый разгар сентября, но что заслужили вторую жизнь здесь, в изнеженной теплой глубинке Италии. Но теперь, увидев саму себя в зеркале, я чуть не расплакалась от грусти, что сдавила грудь потуже убийственного корсета.
Как же я скучала по этому платью, по Рику, по тому, как он чувственно снимал его и как помогал застегнуть молнию на спине, когда уже насытился мной вдоволь. Как бы мне хотелось, чтобы Рик и сейчас был рядом. Так же смотрел на меня влюблёнными глазами, будто мы не женаты восемь лет, будто не знаем друг о друге всё на свете, будто впереди у нас целая жизнь, чтобы это узнать. Но больше всего мне хотелось, чтобы Рик поверил мне, стоял рядом и шептал, что всё будет хорошо. Что мы найдём её. Но Рик был далеко. И душой дальше, чем телом. Он будет слоняться в своей тесной квартирке, в которую сбежал от меня и нашего горя, выпьет чёрный кофе без сахара, прочтёт пару полос свежей газеты и снимет с вешалки ещё с вечера отглаженный костюм. Его день расписан по минутам, и ни в одной из этих минут больше не было меня.
Случившееся сломало нас пополам. И из одного целого мы стали двумя половинками, чьи оборванные края идеально подошли бы друг к другу, только бы склеить. Но мы оба притворялись, что нигде не можем найти клей. Потому что нашим клеем была
