– Судьбе быть сожранным. Понятно. По-моему, в доброте ты меня крупно обставила…
– Но его не сожрали, – резонно ответила рыжая. – К тому же, он действительно оказался полезен. Правда, Курт?
– Правда. Отвлёк меня от дел, заставил понервничать, сам перепугался, но зато косвенно поспособствовал тому, что мы нашли ядро в том квадрате, так что спасибо ему…
– Спасибо, – согласилась Четвёртая. – И он не только нам пользу принёс, но и себе.
– Не верю! – Луч помахала голубой варежкой в воздухе. – Что за польза может быть от страха? Элегантная седина? Кэп, не в твою сторону…
Тот рассмеялся и присел на подлокотник кресла.
– У меня не элегантная, а разбойничья, знаю… Объясни наконец ребёнку, рыжая, что ты имеешь в виду.
– Всё просто, Луч: тот человек нашёл сказку.
– Дурак, – повторила Лучик. – Какие сказки за дверями, в Неназванном?
– Специфические, да, – сказал Капитан. – Но наша рыжая не признает иного термина. Только «сказка». Здорово ведь? Рыжая?
– А ты всё так же иронизируешь.
– Молчу, молчу… Называй, как хочешь. Хотя, как по мне, твоё практически неприкрытое одобрение попавшего и его безрассудства – просто поощрение инфантилизма.
– Ты как-то говорил, что тебе нравится полёт духа и вера в необыкновенное. И называл это стремлением к волшебству, а не незрелостью или легкомыслием.
– Разум тоже никто не отменял. И обычный природный инстинкт сохранения собственной шкуры, который – я хочу заметить это, Курт – должен быть гораздо сильней всяческого там любопытства.
– Ты скучный, – Курт демонстративно зевнул и вытянул ноги. – А вот меня давно научили, что любопытство – двигатель жизни…
Но они тогда не стали играть ни в бильярд, ни в шашки – Лучик снова взяла его под руку и заговорщицким шёпотом (для этого ей пришлось потеребить Курта за рукав, чтобы он нагнулся) предложила показать одно интересное место.
«Но нам придётся подняться наверх».
«На крышу?»
«На холм, – сказала Лучик. – Позади центрального корпуса. С крыши видно плохо».
«Разве нам можно выходить за пределы больницы?» – Курт опасливо огляделся – нет ли здесь, в общем холле, чутких на слух докторов. Однако три дежурившие медсестры в данный момент были увлечены пинболом, а негромкий, но ровный гул, производимый голосами собравшихся пациентов, делал любой шепот неразличимым.
«Нельзя. Но неужели тебе не интересно?»
«Мне боязно, что нас поймают».
«Даже если поймают, что сделают-то? Прочтут лекцию? Выругают? Оставят без сладкого? Брось».
«Ты – авантюристка».
Лучик рассмеялась, встряхивая чудными волосами.
«Есть немного. Ну, так что – пойдёшь со мной?»
«А высоко в гору лезть?»
«На холм. Нет, не очень. Там довольно пологий склон, идти не трудно. Хотя, если ты неважно себя чувствуешь для прогулки, отложим на другой раз – вон, столик освободился, я сяду, займу… О, они оставили коробку с „Монополией“. Сыграем?»
Она, не стремясь к тому, конечно, чувствительно уколола его самолюбие.
«Я настолько выгляжу дряхлой развалиной? – ворчливо спросил Курт. – Тогда где мои ходунки? И зубы вставные… Подождет „Монополия“. К слову, о том, что это такое, я не имею понятия. Веди. Авантюристка…»
Лучик смотрела него очень лукаво.
«Тогда снимай халат».
«Чего?»
«Халат, говорю, снимай, – и тут же деятельно освободилась от своего, встряхнула и скатала в мягкий светло-голубой валик. – Иначе будешь цепляться полой за ветки. Да и, если споткнёшься о корень и свалишься, вымажешься в земле, потом придётся объяснять. А так, даже испачкавшись, можно будет скрыть следы преступления, надев халат обратно. У подножия холма, как только начинается подъём, есть старая сосна с большим дуплом. Я свой халат обычно оставляю там».
